Внутри дворца они с Еленой сразу же увидели статую. Огромное, почти до потолка, белое тело в ночном сумраке протягивало свою ручищу к полуголому человечку, бессмысленно закрывавшемуся арфой под потолком на балконе для музыкантов.
– Я сын Венеры! – причитал человечек. – Боги, почему вы оставили меня и куда меня утащит это страшилище?.. Где мои воины?.. Кто оживил этого гиганта?
– Клавдий! – строго и громко воскликнул Симон голосом школьного наставника, и оба вздрогнули и замерли – и человечек с арфой на балконе, и статуя, которой оставалось одно короткое движение, чтобы схватить свою добычу.
– Клавдий, займи свое место!
Статуя обиженно сделала шаг назад, повернулась и, громко раздавив что-то скрипучее каменной пяткой, пошла к проломленной стене, а потом вниз по лестнице. Через огромную дыру было видно, как на улице она влезла на пьедестал, одну руку подняла к небу, вторую протянула вперед, растопырив пальцы, и, гордо запрокинув голову, замерла. Только разрушения во дворце напоминали теперь о том, что этой ночью здесь творилось нечто необычное. Стало так тихо, что слышно было, как капает вода из перевернутой вазы. Человек на балконе продолжал прикрываться арфой и испуганно смотрел сквозь струны вниз, на Елену и мага.
Симон поклонился и сказал:
– Великий император, я пришел поговорить с тобой и кое-что открыть тебе.
– Кто ты? – дрожащим голосом отозвался человек, бросив арфу вниз, на пол, отчего она безобразно взвизгнула и многие струны полопались.
– Чаще всего меня зовут Симон Маг.
В углу между колонн под единственным горевшим здесь светильником зашевелился скомканный ковер. Из-под него вылез блистатель, весь в зеркальцах, игравших лунным светом.
– Прикажите его казнить! – заверещал танцор, тыкая пальцем в сторону мага. – Это он натравил на нас страшилище. Он хотел захватить власть, это заговор! Он хотел, чтобы чудище раздавило нас.
– Как ты назвал мой мраморный портрет? – переспросил император с балкона своим прежним, гордым и недоверчивым голосом.
Перепуганный сверкатель умолк. Его чешуя брызгала на стены бликами луны и факела. Едва заметным в полутьме движением руки император приказал шуту удалиться. Он чувствовал, что сегодня его ждет очень важный разговор с незнакомцем, укротившим статую.
С этого дня император, всякий раз приближаясь к дворцовому окну, чувствовал кожей холодный и насмешливый взгляд своего каменного двойника. Некоторые из богатых патрициев и сенаторов утверждали, что маг сам оживил статую, чтобы испугать Клавдия; другие же, те, кому Симон помог советом или остерег от опасности, считали, будто статуя Клавдия временно обрела душу и задвигалась по воле богов, а маг только усмирил ее и спас императора от смерти в мраморных руках. В доказательство вспоминали миф о Галатее, которую оживила Венера, и множество иных сказочных небылиц. Не зная точно, кому верить, император понимал, что, как бы оно ни было, Симона и его спутницу лучше именовать друзьями и желанными гостями во дворце. В Риме же мага стали называть самым свободным человеком в городе. Днем он мог беседовать с обычными гражданами у фонтана на Форуме, следить за состязаниями гладиаторов в цирке или колесниц на ипподроме, зайти в любой храм или просто рассматривать заморские диковины на рынке в порту Остии. А вечером на пиру у императора он лежал рядом с самыми знатными и могущественными людьми государства, наслаждаясь лучшим вином, музыкой и едой. При этом Елене и Симону не приходилось заботиться ни о власти, которой у них не было, ни о богатстве. Им ничего не принадлежало, но они свободно могли жить во дворце, а любой вельможа считал большой честью пригласить их к себе, чтобы послушать мага и убедиться в его чудесных способностях.
