Пепел и золото Акелы | страница 7



– Беду чужую!

Звонкий детский голосок так саданул по ушам, что Пепел вздрогнул. И посмотрел на стрекозу уже другим взглядом. Своим цыганским взглядом, как учила старая Рада.

Сандалики дешевенькие. Джинсики потрепанные, слишком просторные, похоже – от старшей сестры. Пыль на джинсиках серая, дворовая, здешняя. На цыплячьей шейке фенечка из бисера – лишнее свидетельство, что есть у соплюшки старшая сестричка, какая-нибудь хиппушка лет четырнадцати. На руках чернильные пятна, ну, понятно, телегу про ворона чернилами выводила. Хотя вроде как дети давно предпочитают фломастеры, а не перьевые ручки. У носа царапина, а в глазах великая серьезность.

Такими серьезными бывают дети, когда повторяют слова взрослых, не шибко понимая смысл. Значит, зря Пепел дернулся. Но второй уже раз за сегодня форс был похерен. И опять из-за «Что ж ты вьешься над моею головой».

– Так что знайте, – добавила кроха вслед Сергею, – награда с гарантией.

Пепел растерянно кивнул и излишне быстрым шагом пошел к своему жигуленку. Точнее, не совсем своему, ну да все равно спасибо... Главное, ксивы в порядке.

А потом были прокопченные выхлопными газами улицы и выпученные красно-желто-зеленые зенки светофоров...

* * *

Незваные гости явились не грабить, хотя квартира производила неизгладимое впечатление. Она поражала великолепием. Размахом. Выверенным сочетанием вещей, когда каждая, как в музее, на своем месте. И ничего лишнего, пусть вещей этих в каждом углу сорок сороков, и любая вещь сумасшедших денег стоит. Квартира будто пыталась подавить незваных гостей. Не только форсом прижившегося ценного барахла, но и собственной барскостью.

И начхать, что такой стиль по моде нынче вытеснили евроремонты, шершавые обои и джакузи. Чувствовалось, что новомодная суета данному, пусть выцветшему и полинявшему, богатству все равно в подметки не годится. Далекие потолки с шикарной лепниной, монументальная резная мебель с графскими вензелями, гордящийся изразцовым молочно-голубым орнаментом настоящий камин, в котором вишнями тлели ароматные угольки, наборный паркет, занесенный, как снегом, лохматыми коврами...

– Эрмитаж! – Клепа восхищенно цыкнул, поковыряв пальцем интимное место у бронзового подсвечника, изображающего обнаженную нимфу. – Люблю тебя... творенье, блин... теченье, блин... гранит, блин... Зенит...чемпион, блин!

– Не юродофобствуй, – Клепе отвесили шутливый подзатыльник, – и Пушкина не опошляй. А то хозяин обидится. Он начитанный, собака.