И по-хорошему относиться к «широкому кругу читателей, увлекающихся военной историей» в том числе.
Но если даже двадцатьтридцать… таких «персонажей» (разве можно назвать их «людьми» или «читателями»?), интересующихся ТАКОЙ историей (пусть их будет даже сто!), скажут ей (прохрюкают или пролают)
Надя ты не права
то двадцать шесть миллионов мертвых (ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ МИЛЛИОНОВ погибших советских людей, что признано только официально)
мертвые шепнут ей
сделай именно так
какая чаша весов перевесит?
Она одна приходила в это хранилище. Старалась, как могла, разобраться в завалах. Даже раздобыла лестницу. И здесь, на трех-четырех десятках квадратных метров, пусть даже какое-то короткое время, но будет именно ее порядок! На этой территории не будет мерзких экземпляров. У нее есть довольно старый, потертый, но еще крепкий рюкзак. Дома она взяла хозяйственные перчатки и рулон отрывающихся мусорных пакетов.
Но, как это бывает, на деле получается не так, как представляешь, разводя теории. Опять она… едва не затерялась среди книг! Хочется посмотреть одно, прочитать другое, перелистать третье. Погрузилась в чтение, забылась, потеряла счет времени (но макулатуру, прежде всего, собрала в кучу, упаковала в герметичные пакеты, приготовила рюкзак у входа, чтобы вынести).
Забралась на самый верх своей лестницы…
Сгустившиеся тучи пыли под потолком, потрескивание люминесцентной лампы. А еще гул – странный гул из этого жестяного короба, из вентиляции… Что-то ей опять стало не по себе. Перед глазами какие-то плоскости, квадраты, зеленоватые пласты… что едва неразличимы или просвечены насквозь. Не ослепило ли ее солнце иных плоскогорий? Не ветер ли горных ущелий заледенил лицо? И может, от дыма костров ночных стоянок защипало в носу… Издалека, казалось, прорвался гул перекатов ледяных речек… Она оказалась будто внутри радиоприемника, затиснутая среди электронных и горных плато, скальных обломков деталей, таинственных микросхем ледяных речушек и ручьев. Послышался треск настраиваемых станций, все было пронизано шорохом перепончатых крыл, крысиной возней в эфире, мелким топотком пробегающих ног неведомых карликов, чьими-то удаляющимися шагами… И вдруг отвратительный скрежещущий звук – словно острием шила прошкрябали по жести – разорвал тишину!
Оцепенела, намертво вцепившись в перекладину. Теперь кто-то с силой пнул по деревянной лестничной ноге так, что она накренилась. Надя едва не полетела вниз… пнул
