Петр Алексеевич так обрадовался альбому… просто просиял весь вместе с голубоватым глянцем суперобложки, старинными куполами на ней, тиснением золотистых букв. Такой подарок, лучше и не придумаешь!
Он показывал свои летние фотографии, знакомые Наде места. Остовы стен, отражающиеся в скольжении вод, моторная лодка, прокопченные солнцем рыбаки, просвеченная зеленоватым глубь реки… Но теперь это было таким уютным, обжитым, каким-то домашним. Антонида Марковна напекла замечательных пирогов, а Петр Алексеевич, Надя решила, чем-то напоминает ее дедушку, которого ей так не хватало… не с кем поговорить, ощутить тепло родных рук с узловатыми венами, свившими узор времени на запястье. А они у него такие же, как и у ее деда: кардиохирург, хоть и бывший, враз отсечет такими сильными руками все сомнения. Волосы его поседели, наверное, отразив блеск ламп в операционных, где он провел свою жизнь, спасая жизни других. С Антонидой Марковной они стали чем-то едины, жизненные вихри одинаково высекли морщины, обветрили лица тревогами и заботами. Сейчас он отошел от медицинских дел, все меняется, не угонишься за молодыми. Правда, пишет иногда научные статьи.
– Да какие научные, дед… ударился в религиозную мистику! – подначивал Дима. Сам он учился в колледже с углубленным изучением компьютерного программирования.
– Нет, какая мистика. Самая что ни на есть наша православная философия, – было видно, подобные споры между дедом и внуком не редки. – У меня общественная нагрузка, – пояснил гостье. – Староста я, да здесь, у нас, церковь Успения Божией Матери. И финансы приходиться считать. Ремонт затеяли, – в его мыслях о насущном где-то далеко лучилась лампадка, озаряя улыбку тихим светом. Антонида Марковна подливала чай в купеческие бокалы, предлагала отведать пироги с одной, с другой начинкой… А еще самого разнообразного варенья сколько!
Рассказы краеведа тягучи и плавны, даже показалось, вот сейчас вынесет откуда-нибудь старенький фильмоскоп, зарядит пленку, погасит свет и, наведя луч на стену, они будут неторопливо прокручивать ярко раскрашенные кадры. С глубоко-синим небом, пронизанным золотыми маковками; стенами, сберегающими память от распада; крестами, где сошлась горизонталь пережитой истории от черного ужаса – до вертикали торжества и славы. Читать подписи к картинкам, от одной к другой, тихо погружаться до самого дна прежних тенистых улочек с купеческими кудряшками каменных кружев, красноватой горечью кирпичной кладки, возноситься взглядом до куполов – сверху, от золоченых крестов, представив, разглядев другой, туманный город под накинутой сетью нынешней, напряженно пульсирующей жизни.
