— Алаин, расскажи мне об эльфах и вообще, как вы живете, — попросила я, буквально сгорая от снедающего меня любопытства. — Мне ничего не известно, кроме того, что вы долгожители и у вас остренькие любопытные ушки, — сказала, немного подразнивая, и легонько дернула эльфенка за выступившее из-за волос ушко.
Возмущенно сверкнув голубыми глазами, тот все же соизволил ответить:
— Да как обычно живем. Ничего особенного, — немного недоумевая, ответил тот.
— Это тебе так кажется, — задумчиво проговорила, — знаешь, я, наверное, поняла, почему вы с людьми не смогли найти общий язык. Вернее не захотели. Вы росли и воспитывались в определенных условиях. У вас сложилась система ценностей и приоритетов, вероятно несколько отличная от человеческой. Мне иногда кажется, что вы иначе думаете… Слишком гордые, чтобы смириться и принять чужую правду… Яростные в вере собственного совершенства… Количество лет, стремящееся к бесконечности, множит гордыню и заставляет смаковать обиды, как изысканные угощения, — я повернулась к неожиданно внимательно слушавшему меня эльфенку. — Думаю, что иногда достаточно всего лишь неосторожного взгляда, неверного жеста, неправильно высчитанного мгновения, чтобы лелеянный годами нейтралитет, сотни раз проверенный план, потеряв призрачную опору под ногами, пошел под откос.
— Не знаю Руфь. Это сложно… я не задумывался раньше, — озадаченно ответил Алаин.
— А стоит, — серьезно сказала, глядя ему в глаза. — Пригодиться в дальнейшем. Может, ты все-таки расскажешь о вашей жизни?
— Обязательно! С чего начать, — и придумав, радостно вскинул голову. — Руфь, у нас очень красиво! Наш город называется Альхем и находится в самом сердце леса. Очень давно, когда он еще не был построен, тогдашний эльфийский Правитель созвал лучших архитекторов, художников, творцов и скульпторов, чтобы они создали величайший из городов. Не медля ни минуты, они приступили к исполнению поставленной задачи. Город строился долго — несколько столетий. Но результат превзошел все ожидания. Каждый дом, каждая улица, каждая скульптура и любая мелочь, были продуманны во всех деталях. Получившееся можно было без зазрения совести назвать произведением искусства.
— Ох, как я хочу там очутиться! — восхищенно проговорила я.
— Только иногда кажется, что наш город замер в безвременье. Ничего не меняется, все одно и тоже. Буд-то застыло в янтаре. Безупречное совершенство, идеальная красота, которой не хватает какого-то забора. Когда я попал к людям, почти все время что-то происходило, побуждая действовать.
