Поскольку Петр молчал – а молчал он потому, что думал о множестве разных вещей, и все они разом захватывали его воображение, – женщина торопливо продолжила:
– Я отказалась от тебя прямо в роддоме. Я не могла принести тебя домой. Мой муж… – Она судорожно вздохнула. – Он сказал, что ты – не от него. Мы потом все равно развелись.
Петр подумал о муже этой женщине, о ее любовнике, о том, как она ложится в постель и смотрит на мужчину в ожидании. Он почти въяве видел ее печальное лицо, слышал ее вздохи. Есть женщины, которые в постели смеются, а эта – вздыхает. И в конце концов ее любовникам это начинает казаться пресным.
Он посмотрел на ее руки и увидел, что они увяли.
«Наверное, нельзя думать такое о матери», – мелькнуло у Петра, и в тот же миг он понял, что эта женщина ему не мать.
– Ты не простила его? – спросил ее Петр. – За то, что он заставил тебя оставить ребенка?
Она пожала плечами.
– На самом деле это он не простил меня.
– Но ведь ты ему не изменяла!
– Изменяла.
– Ну, он же не знал…
– Знал.
Ее быстрые уверенные ответы сбили его с толку, и он замолчал.
Она принялась пить чай как ни в чем не бывало. Петр с интересом смотрел, как она вытягивает губы трубочкой и высасывает содержимое чашки, точно птичка. «И целуется наверняка как клюет, – представил Петр. – У таких губы в момент поцелуя твердеют, а соски остаются мягкими…»
– У тебя есть дети? – спросил Петр.
Она кивнула.
– Значит, ты счастлива, – сказал Петр.
Она пожала плечами.
Петр сказал:
– Знаешь, я только сейчас понял одну вещь.
Она испуганно смотрела на него.
Он накрыл ее ладонь своей.
– Ты не настоящая моя мать. Поэтому никогда больше не печалься из-за того, что сделала.
– Я не понимаю… – произнесла она медленно.
– Это правда.
Он встал.
– Я рад, что мы увиделись, – сказал Петр. – Ты хорошая.
* * *
Антигона ждала его во дворе. Он даже надеяться не смел, что она там окажется, но она бродила по мостовой и слушала, как разношенные ботинки шлепают ее по пяткам. Эхо, обитавшее в этом дворе, старое разжиревшее эхо делало этот звук гулким.
Заслышав шаги, Антигона обернулась.
– Ты понял? – спросила она, увидев, что лицо Петра сияет.
Он кивнул ей, еще издалека, а потом добавил словами, чтобы не оставалось сомнений:
– Не она – моя мать.
Антигона расхохоталась:
– Да, ты это понял!
Петр взял ее лицо в ладони и, поскольку Антигона попыталась вырваться, ухватил ее покрепче за уши.
– Кто ты?
– А ты как думаешь? – засмеялась она и ударила его прядью волос с тяжелой папильоткой.
