Нет, нет! Этого не может быть! Я не хочу! Я, напрягшись изо всех сил, освобождаю из-под щебня руки. Передохнув немного, начинаю сбрасывать с себя камни. Хватаясь за острые уступы, подтягиваюсь, царапаю землю, ломая ногти. С трудом выползаю из-под груды камней и щебня. Кричу:
— Иван! Иван! — и сам едва различаю свой голос, будто уши заткнуты ватой.
Где мой друг? Успел ли броситься в ближайшую нишу? Может, ему похуже, чем мне, и он ожидает моей помощи?
Где-то сверху опять доносится шорох. Я с отчаянием понимаю, что это сыплются другие камни. Несколько глыб скатывается к моим ногам.
— Ива-а-ан! — зову я снова и, приложив к уху ладонь, прислушиваюсь.
Слышно только, как песок шелестит, ссыпаясь сверху, да звучно шлёпаются капли. Снова хватаю и отбрасываю в сторону камни. Буду работать, пока не найду Ивана.
Прерывисто дыша, я в изнеможении повалился на землю. Сердце бьётся часто-часто, будто отбойный молоток. Чу! Сквозь удары сердца ко мне пробиваются другие звуки. Они будто исходят из самой земли. Я приподнимаю голову и прислушиваюсь. С той стороны завала доносится еле различимый шорох, похожий на царапанье. Это Иван!
Как важно сейчас узнать, что ты не одинок в этой кромешной тьме! Пусть Иван тоже узнает, что нас двое! Вдвоём легче выбраться из этой западни. Я схватил камень и начал отчаянно бить о стену. Потом прислушиваюсь. Иван должен услышать мои сигналы…
Нет, так нельзя. Надо спокойнее. Надо хорошенько всё продумать, каждый шаг, каждое действие. Одно неосторожное движение — и опять недалеко до беды.
Сижу, прижав потный затылок к холодной шершавой стене. Теперь отчётливее слышу шорох — будто мышь возится. Несомненно, это он. Наверно, тоже разбирает завал. Наверно, тоже ищет меня.
Я поднимаюсь и, натыкаясь в темноте на острые камни, снова принимаюсь ворочать глыбы, осторожно отставляю их в сторону. Потом отбрасываю куски помельче. Выгребаю щебень. Постепенно между многотонными кусками породы образовался узкий лаз. Я ползу по нему, опасаясь задеть свисающие надо мной камни. Малейшее прикосновение — и они могут рухнуть, завалить меня, теперь уже навсегда.
— Гильфан! — слышу я впереди тихий голос Ивана. — Гильфан!
Он тоже делает подкоп в мою сторону.
— Я здесь, Иван! Я пробираюсь к тебе!
Мне за шиворот сыплется песок, набивается в уши, в ноздри. Я отплёвываюсь.
— Что ты орёшь? Тише! Тише разговаривай, Гильфан! — где-то совсем близко слышен голос Ивана.
Только сейчас дошло до моего сознания, какую оплошность я допустил, начав кричать в штреке. Вспомнились рассказы Халиуллы-абзыя о том, как чей-то крик в подземелье вызывал обвалы. Вот, оказывается, почему Иван молчал, не отзывался на мой зов. Или, может, откликался, но так тихо, что я его не слышал. Что и говорить, он оказался смышлёнее меня.
