Мать денег у меня просит. Дал бы, но нету. Ни копейки. На душе и так муторно, а тут ещё мать причитает и плачет. Не выдержал я.
— Поделом ему! — кричу. — Так и надо! Всё искал окольных путей, чтоб разбогатеть. Доискался!
Мать руки сомкнула у груди, на меня перепуганными глазами смотрит. А у самой по щекам слёзы катятся.
Жалко мне стало мать, пожалел я, что не сдержался и нагрубил ей. Медленно повернулся, вышел из дому. Когда у меня бывало тяжело на сердце, мне всегда хотелось увидеться с Иваном. Сейчас только он мог мне помочь.
Утром я позвонил в шахту.
— Есть срочное дело, — сказал я Ивану. — После работы приходи к нашему месту, в «Аршинку».
«Аршинкой» назывался старый заброшенный забой. Мы часто собирались там и при свете шахтёрских ламп играли в карты. Тишина стоит, лишь слышно, как хлюпают капли, падающие сверху, да всё время над головой что-то скрипит, трещит, с шорохом песок сыплется. Нет-нет да с глухим уханьем где-то отвалится глыба, доносится отдалённый гул, будто мешок картофеля высыпали на деревянный пол.
А мы привыкли, не боимся. Лишь бы место было понадёжнее, чтобы никто не мешал.
— Я тоже хочу тебе кой о чём сказать, — говорит Иван, помолчав. — Обязательно приду.
Я направился в свою шахту.
Время длилось невероятно долго. В конце дня я сдал оборудование в полной исправности и направился в «Аршинку».
Вот он, пятый участок.
За грудой обвалившихся сверху камней зияет дыра в соседний штрек. Здесь позабытый погнутый вентиль вентиляционной трубы, не то ржавый, не то окрашенный в красное. И сразу же налево открывается вход в узкую пещеру, не имеющую, должно быть, конца, пропахшую сыростью и наполненную густой темнотой. Это и есть наша «Аршинка».
Вон за уступом промелькнул огонёк. Это Иван. Заслышав мои шаги, мигает мне шахтёрской лампой.
— Привет, джигит! — здороваюсь я.
— Здорово, Гильфан!
Мы пожимаем друг другу руки. Усаживаемся на камни друг против друга.
— Выкладывай, что собирался сообщить, — говорю я и, вынув из-за пазухи тёплую бутылку с вином, ставлю среди тускло поблёскивающих кусков антрацита, — Когда мы говорили по телефону, по твоему голосу я понял, что ты для меня приготовил что-то важное.
— Ты прав, Гильфан. Я скажу тебе что-то важное. Только позже. А сейчас давай договоримся раз и навсегда покончить с этим… — Иван кивнул на бутылку.
— Согласен! — говорю я. — Я предлагаю сейчас выпить в последний раз за то, чтобы никогда больше в рот не брать этой гадости.
— Я не хочу сегодня шутить, — с раздражением проговорил Иван.
