Косили, пока солнце не упало за лес.
Какой же вкусной мне показалась в тот вечер обычная перловая каша! Ведь мама столько раз варила её, но эта каша мне никогда не казалась таким лакомством. Я дочиста вытер миску хлебом — и мыть не надо. Чаёвничать у меня уже не осталось сил, и я заполз под телегу, где на вспушённом сене уже пристроились какие-то парни. Едва положил голову на свёрнутую телогрейку, тут же уснул.
Не знаю, сколько прошло времени. Мне кажется, я только что закрыл глаза, но меня разбудили яростные трели соловьёв. Лес звенел, он наполнен был их голосами. Заслушался я, боясь пошевелиться. Думаю, шелохнусь — спугну певчего с низко нависшей надо мной ветки. Вглядываюсь в листву, но не вижу птички, только голос слышу. А они стараются… Умолкнет один певец, тут же подхватывает песню другой.
У меня окончательно рассеялся сон. И усталость вроде бы прошла. Только ломило слегка в плечах. Не утерпел я, выбрался из-под телеги. На востоке небо уже порозовело. Золотистые снопы лучей постепенно оплетают кроны деревьев, ложатся на поляны.
Я выхватил из-под сена узелок, с разбегу прыгнул на лошадь. Она с испугу взвилась на дыбы. Я поддал ей пятками и помчался во весь опор к Апакаю. Через полчаса я уже скакал вдоль улицы. Осадил лошадь у знакомых ворот. Они оказались не заперты. Тишина во дворе. Все спят. Как можно спать в такое чудесное утро!
Я на цыпочках зашёл в прихожую. Отворил дверь в горницу и… застыл на пороге. Я впервые увидел спящую девушку. Рахиля лежала, подложив под щёку ладошки, и чему-то во сне улыбалась. Кто знает, может, ей приснился такой же красивый восход, какой нынче привелось наяву увидеть мне?..
Боясь разбудить её, я бесшумно приблизился к её кровати. Осторожно положил у изголовья букет влажных, слегка увядших луговых цветов. Землянику, завёрнутую в лопухи, оставил на табуретке. Комната наполнилась запахами луга и леса.
Я попятился к двери, не отводя взгляда от спящей девушки. Лишь выйдя за ворота, набрал полную грудь прохладного воздуха, шумно вздохнул. И опять помчала меня лошадь к Ушне, понесла к синеющему вдали лесу, к запылавшей во всё небо заре.
Четвёртый рассказ Гильфана
Когда мы в конце лета возвратились из Татарстана домой, у меня накопилось столько впечатлений, о которых мне не терпелось поскорее рассказать Ивану! При первой же встрече мы с ним убежали в беседку. Я долго рассказывал ему о нашей поездке в Ямаширму и Апакай. Иван слушал внимательно, ни разу не перебил меня вопросом. В конце своего рассказа я помолчал и, как бы между прочим, заметил:
