Дядя Давид секунду смотрел на меня пытливо-раздумчивым взглядом, сказал с грустью:
— Кобылка наша околела. Давно уже. А что?
Я рассказал, что мы с дядей Родионом затеяли…
В тот день меня домой не отпустили. Иван меня водил по посёлку, знакомил с мальчишками. Мы не заметили, как наступил вечер. Нам с Иваном постелили на полатях. Мы до полуночи не сомкнули глаз. Теперь сомнения не оставалось, что у балки, где мы всегда косим сено, расплодились какие-то вредные микробы.
— Щавель виноват, — сказал Иван.
— Почему щавель? — удивился я. — Почему не другие травы?
— Ни крапива, ни полынь, ни хвощ, ни васильки здесь ни при чём. Щавель виноват.
— Почему? Объясни.
— Помнишь, как Хабибулла любил щавель? Прямо ложился на траву и пасся!.. Мы приезжали к вам, когда ты гостил в Ессентуках. Я с Хабибуллой ездил косить траву к балке. И тогда, помню, он объелся этого щавеля… В траве, где мы пасли вашу корову, Дутого и нашу кобылу, было много щавеля!..
Догадка Ивана походила на правду. Однако трудно всё-таки в это просто так поверить.
— Щавель, дружок, и мы с тобой иногда ели. Почему же мы не окочурились?
— М-да… А может… — Не найдя ответа, Иван замолчал.
— Хочешь сказать… может, ещё окочуримся?
— Тьфу, тьфу!.. — сказал Иван вздрогнув. — Пусть ветер развеет твои слова!
Я засмеялся.
— Не стал ли ты, дружище, суеверным, как бабки в нашем посёлке?
Иван не отозвался. В раскрытое окно глядела полная луна. Ветерок тихо покачивал ветки деревьев. На подоконнике засвиристел сверчок. Я решил, что Иван уснул, и повернулся на бок, натянул на плечи одеяло. Но он вдруг крепко схватил мой локоть. У самого уха я почувствовал горячее дыхание Ивана и услышал его шёпот:
— Если бы мы умерли в один день, это было бы похоже на сказку. В жизни так не бывает…
Утром следующего дня Иван проводил меня далеко за деревню. Когда мы стали прощаться, он вынул из кармана носовой платок, медленно развернул его. В нём оказался кубыз. Тот самый, который я некогда подарил ему. Иван положил кубыз мне на ладонь.
— Возьми его обратно, Гильфан, — сказал он. — Я всё равно не научился на нём играть. А ты, наверно, по нему соскучился. Бери. С ним дорога тебе покажется короткой. Заиграй-ка свою «Шахтёрскую»!
Я зашагал по степной пыльной дороге, наигрывая на кубызе. Как ни оглянусь — Иван всё стоит, смотрит мне вслед. Мы помахали друг другу рукой и пошли в разные стороны.
Я передал дяде Родиону всё, о чём мы разговаривали с Иваном. Теперь он окончательно уверился, что всему виной трава. С ним вдвоём пошли в поле, и я показал, где мы косили траву. Дядя Родион шёл вдоль балки и там-сям вбивал колышки с фанеркой, на которой химическим карандашом вывел: «ОПАСНО! Здесь косить траву нельзя!»
