— Но что тогда, Просто-Павек? — требовательно сказала Акашия, вроде бы не заметив ничего плохого. — Что у тебя есть, если не совесть?
— Информация, которая тебе нужна, если ты захочешь остановить… — Павек умолк, поймав себя на том, что чуть не произнес имя Экриссара. — Если, конечно, ты не хочешь, чтобы твоя зарнека становилась Лагом.
— А что ты хочешь в обмен на свою информацию, Павек — так как у тебя нет совести, и ты не знаешь, что такое хорошо и что такое плохо?
Она оскорбляла его. Павек был уверен в этом, глядя на ее нахмуренные брови, но даже ради своей жизни он не понимал, что оскорбительного в ее словах. Видимо она нарушила какие-то правила, но ему почему-то стало стыдно и неприятно, когда пришлось объяснять самого себя. — Прежде всего, я хочу безопасно выбраться из Урика и оказаться в вашем убежище. Я уверен, что у вас такое есть. Тогда я смогу продать свою информацию.
— Это не серьезно! Он не может говорить правду! — воскликнул Руари, но женщина не поддержала его. — Акашия — ты же не веришь ему! Он темплар. А желтый кровосос всегда останется желтым кровососом, что с ним не делай. Он предаст нас — если уже не предал. Ты сама посмотри, он все время стреляет глазами по сторонам, как червяк-предатель, который ведет нас в ловушку. Да это обычный червяк-темплар, придумывающий свои сказки, чтобы предать нас!
Юнец опять сунул свой посох под подбородок Павека, задержав кровь и почти лишив воздуха.
— А ты почему все время оглядываешься, ты ищешь кого-то? — спросила Акашия.
Его первоначальное мнение о них не изменилось, и он точно не хотел доверять им больше, чем они доверяли ему, а тем более не хотел втягивать в это дело Звайна. К счастью, был другой ответ, почти правдивый. — Моя голова стоит сорок золотых, женщина! Естественно, что я прячусь в тенях и постоянно оглядываюсь.
— Это очень много золота, — громко заметил Йохан, дварф. — Даже самый богатый человек попытается поймать его.
— Пирена защити нас, — выругался Руари, Павек никогда раньше не слышал такого ругательства. — Давайте убьем его и бросим тут.
— Нет, — решила Акашия, и было ясно, что ее мнение победит. — Йохан?
Она повернулсь к дварфру, ее пальцы задрожали, быть может наружу вышла ее женская неуверенность? У Павека возникло подозрение, но у него было меньше половины мгновения, когда крепкий кулак дварфа ударил его в живот, а посох полуэьфа ударил его в основание черепа. Потом была темнота, а после темноты забвение.
