— Какая красота, ты только погляди, — говорил Пронин. — Наверное, ничего красивее осеннего русского леса на свете нет… Не понимаю людей, которые этого не чувствуют…: Вся поэзия, вся романтика жизни заключены в природе. — Он задумчиво вертел в руке тонкий прутик задел им лениво падавший лист — тот изменил направление и приземлился не там, где хотел. — Человек является в мир не для войны… Сколько дней отведено ему на свете? Для чего? А сколько дней отнимают у него войны, муки, страдания? Сколько счастливых дней остается ему?
— Счастливые дни сами по себе не приходят, — сказала Смородина и ласково прижалась к Николаю.
— Эти счастливые дни у нас вырывает война. Сидеть бы вот с тобой… в другое время!.. Чтобы не ожидать с минуты на минуту, когда поступит приказ… Чтобы думать о жизни, о детях, о родной земле.
Слушая его, Смородина закрыла глаза.
— Лена, ты что, спишь? — Николай прижал девушку к груди, поцеловал ее. — Завтра уже полгода, как мы с тобой встретились, а мне кажется, что мы любим друг друга тысячу лет. С тех пор, как я узнал тебя, совсем иначе смотрю на жизнь. Ценю ее. Каждая минута мне дорога. За это я благодарен тебе.
— А я без тебя и жизни не мыслю. Когда ты со мной, я забываю все на свете.
Пронин встал, взял в свои тяжелые руки маленькие, легкие руки девушки и поднес их к губам…
Потом они долго бродили по лесу. Наконец, вышли на опушку; впереди расстилалась бескрайняя равнина.
Пожилой крестьянин, собиравший хворост, разогнулся над вязанкой, попросил:
— Помоги мне, молодой человек.
Николай помог старику закинуть вязанку за спину. С болью в сердце отметил, что старик одет в немыслимые лохмотья, что худое лицо его изборождено глубокими морщинами, что, наверное, он болен и голоден, и ему стало неловко за свой цветущий вид, за то, что он сыт, обут и с иголочки одет. «Все отдают армии люди, — подумал он. — И ждут от нас только одного: победы. А до победы еще ой как далеко».
— Спасибо тебе, сынок, — сказал старик и перекрестился. — Да не разлучит вас господь, дети мои.
Старик видел, как целовались Николай и Лена, и, не желая их смущать, отошел подальше. Но они, сами того не ведая, снова вышли на него.
— Далеко ли идти? — спросил его Николай. — Может, помочь?
— Нет, дорогой, донесу сам. И не командирское это дело — таскать дрова. Спасибо. Будьте здоровы. — И старик, кряхтя, пошел через поле кратчайшей дорогой в село. Из-под огромной вязанки хвороста виднелись только голова и ноги.
