Наташа заглянула в щель:
- "Мое представление о счастье"… Надо же! Нам Светлана Михайловна таких тем не давала, мы писали все больше про "типичных представителей"… А физиономии-то какие: серьезные, одухотворенные…
Слышит ли он ее? О чем думает?
- А Сыромятников списывает! - углядела Наташа. - Чужое счастье ворует…
- Это будет перед вами изо дня в день, налюбуетесь, - отозвался Мельников.
Гудела, бурлила, смеялась большая перемена. Ребячья толкотня напоминала "броуново движение", как его рисовали в учебнике Перышкина.
- Не понимаю, как они пишут такую тему, - вздохнула Наташа. - Это ж невозможно объяснить - счастье! Все равно что прикнопить к бумаге солнечный зайчик…
- Никаких зайчиков. Все напишут, что счастье в труде, в борьбе…
Он был сейчас похож на праздного, постороннего в школе человека. Что это - позиция? Поза? Тоска?
Открылась дверь, выглянула Светлана Михайловна. Дверью она отгородила от себя Наташу, видела одного Мельникова.
- Может быть, зайдете? - предлагает она. Но, перехватив его взгляд, оборачивается: ах, вот что! Воркуете? Но нельзя ли подальше отсюда, здесь работа идет, сказал ее взгляд. Резко закрылась за ней дверь. Прозвенел звонок.
- У меня урок, - говорит Наташа.
- А я свободен, - с шалой усмешкой, с вызовом даже отвечает Мельников, словно он неприкаянный, но гордый люмпен, а она - уныло-старательный клерк.
И они разошлись.
* * *
Девятый "В" писал сочинение второй урок подряд, не разогнувшись и в перемену.
Молча протянула Светлане Михайловне свои листки Надя Огарышева, смуглая тихоня.
Генка взял себя в руки и дописал наконец первую фразу: "Счастье - это, по-моему, когда тебя понимают".
Когда он поднял голову, Светлана Михайловна растерянно глядела в сочинение Огарышевой.
- Надюша… золотце мое самоварное! Ты понимаешь, что ты понаписала, а? Ты себе отчет отдаешь? - Она сконфуженно, натянуто улыбалась, глядя то в листки, то на ученицу, а в глазах у нее была паника. - Я всегда за искренность, ты знаешь… потому и предложила вам такую тему! Но что это за мечты в твоем возрасте, ты раскинь мозгами-то…
- Я, Светлана Михайловна… думала… что вы… - Надя Огарышева стоит с искаженным лицом, наматывает на палец колечко волос и выпаливает наконец: - Я дура, Светлана Михайловна! Ой, какая же я дура…
- Это печально, но все-таки лучше, чем испорченность. - Светлана Михайловна говорила уже мягче: девочка и так себя казнит…
Класс с интересом следил за разговором, почти все оторвались от своей писанины.
