- Вы… Катина мама?!
- Что, непохожа? Все говорили: верхняя половина личика - моя, нижняя - отцова… но это в детстве, а сейчас я уж и не знаю. А что, извиняюсь за такой вопрос - неужто у вас, человека образованного, столичного, с моей Катькой общие разговоры находятся?
- Вы знаете, - Женя отвечал честно, а поэтому не моментально, - находятся. Она у вас натура незаурядная…
- Да? А училась - не очень… И в том году на вступительных ее срезали быстренько. Даже вроде как надсмеялись.
- Я про Катины знания ничего не скажу пока, но индивидуальность… она же очевидна.
Женщина засмеялась:
- Кому ж ее пристроить, такую очевидную? "Очевидную-невероятную"? Нет-нет, это я не вас, это я сама себя спрашиваю. А вы отдыхайте. Бабуле привет скажите от Тамары Филипповны. Мы с ней много уж лет знакомые…
- Спасибо. Спокойной ночи.
Лифт увез Женю от ее сладко улыбающегося лица.
Ксенина кровать была во второй комнате их полулюкса. Женя услышал оттуда:
- Это свинство. Можно было предупредить. Можно или нельзя?!
- Иногда нельзя, - кротко ответил он.
- А я повторяю: свинство! Мы с Кариной полтора часа искали тебя.
- Ей-то я зачем?
- Должно быть чего-то не поняла у Гегеля! - съехидничала Ксения Львовна. - И понадобилась твоя помощь.
- А я говорю, ну ее. Клиентка от слова "клей", - воспользовался Женя лексиконом, открывшимся ему на спасательной станции. Он прошел на балкон, где был встречен внезапным дождем. Сквозь ночь, сквозь пегие косые диагонали дождя светил в сторону моря Катин прожектор.
А вот и она сама, только очень уж маленькая отсюда: влезла на свою смотровую площадку, чтобы снять кое-какие вещички, повешенные сушиться. Сняла и, похоже, смотрит сюда… на его балкон! Всего несколько секунд, правда, но явно смотрела сюда!
Не стирая дождевых капель с лица, Женя возник перед отходящей ко сну бабушкой.
- Ксения… Как бы ты посмотрела, если б свои опыты педагогические я начал уже сейчас… здесь?
Ксения Львовна надела очки.
- Вот так - в них я лучше слышу. Как ты сказал?
- Ну в общем есть одна… одна абитуриентка, которой нужна моя помощь. По истории, по языку… по литературе отчасти. Ничего особенного, - тон его грубел от смущения, а взгляд ускользал от бабкиного.
- Наклонись ко мне, - услыхал он в ответ.
- Зачем?
- Нагнись, говорю.
Он нагнулся, она поцеловала его.
- Я очень рада, миленький. Могу я тихонько порадоваться? Ну и все. И помоги тебе Бог.
Женя отпрянул, рассерженный не на шутку:
- Чему, чему радоваться?! И почему у тебя такое осведомленное лицо?!
