Красавицу запечатлели по-всякому, во многих вариантах: вот она со своей собакой (пес был устрашающих размеров), а вот - с папашей: она пишет маслом пейзаж, а родитель заглядывает в мольберт через ее плечико. Родитель этот оказался не кем-нибудь, а Балтасаром, королем богатой и прогрессивной Фармазонии. Карточки прибыли сюда из фармазонского посольства, конечно… Тетя Гортензия знала, что с детства Лариэля опьяняли тюбики с красками, и радостно объявила: мало того, что принцесса Юлиана хороша собой, еще их сближает с Лариэлем общее увлечение искусством!
"Картинки" он потребовал сию же минуту передать ему в руки. Один-единственный голос маркиза Эжена де Посуле поддержал его: "бесстыдство с их стороны - подсовывать нам такую возбуждающую рекламу!" Но тут, видимо, маркизу сильно наступили на ногу, - он по-щенячьи пискнул и затих. Кто-то сказал, что из посольства пришло и совсем другое: счет за 18 лет аренды Кисломолочных островов! Полтора миллиона фуксов - не больше не меньше.
Тетя Гортензия разгневалась:
- Сутяга он, этот король Балтасар! У них целые озера отличного творога, он так и прет бесплатно, сам собою! - шумела она. - И протухал, пропадал бы псу под хвост, если б мы не брали его! Жмот!
Принц Лариэль из последних сил изобразил спокойствие, уверенность. Что ж, будем платить, никуда не денешься, - сказал он. Введем особый творожный налог на всех состоятельных людей. Растолкуем в печати, почему нет у страны другого выхода. И начнем с самого Совета Короны: каждый из присутствующих внесет по 12 тысяч фуксов, если без молочных продуктов он не представляет своего меню…
Нам, господа, всем придется туго… Моей семье тоже, представьте: жемчуга покойной королевы-мамы, подаренные принцессе Анне-Веронике Его Величеством, теперь надо будет со стыдом попросить у нее обратно и продать… Одни не поверили ему, другие не нашли в его словах утешения. Взгляды были все исподлобья, затравленные, недовольные… Еще бы: отстегивать по 12 000 своих кровных!…
Фото, о которых принц не забыл (не дал, например, Фуэтелю две карточки прикарманить!), были, наконец, собраны и лежали возле Лариэля. Не глядя, он стал брать каждую - и рвать ее.
- Вот мой ответ, господа… Мой ответ… Можете запихнуть его в шляпу господина посла!
Наступило молчание - запуганное, подавленное. В пяти или шести разных министерских головах бурей промчалась одна и та же мысль: "Узнает фармазонский папенька - войну, чего доброго, затеет…"
