- Это "ситроен", Андрюх! "Ситроен", зуб даю! - подскакивает он, и тут Андрюша с размаху дает ему по уху.
- Я тебе дам "ситроен"! Горилла, мумия египетская! - кричит Андрей остервенело. - Все испортил!
- Что испортил-то? - не понимает Гродненский, а подойти боится.
- Все! У меня тут, может, задание… А он со своим "ситроеном"!
И Андрей идет к скверу, рассматривая по дороге свою добычу. Там один значок в виде Эйфелевой башни, французская монетка и еще один значок, совсем маленький. Глаза Андрея загораются.
- Фантомас, кажется…
А Гродненский плетется сзади. Он ошарашен отпором друга.
- Андрюх, ну какое задание? Ну скажи!
- А это видел? - Друг показывает ему кукиш. - Думаешь, я уже забыл, как ты Пушкареву пятки лизал?
- А теперь я ему покажу! Мы все покажем…
- Ты на всех не вали, ты за себя отвечай. Скажи громко: "Я лопоухий бобик, безмозглый рахит и макака".
- Ты что? - пугается Гродненский, нервно усмехаясь и пятясь. - Ты, знаешь, не очень-то…
Но Андрей куражится не на шутку. Взгляд его ясен и неумолим.
- А не скажешь - катись отсюда на все четыре, понял? К своему дорогому Ленечке. Вас небось мистер Грифитс заждался: когда ж это 6-й "Б" высадит десант и спасет его?
Смеясь, Андрей сел на скамейку, задрал ногу на ногу и разглядывает значок с зеленым лицом Фантомаса. Он ждет. Гродненский, внутренне содрогаясь, сопит носом.
- Ну кончай, Андрюх, - просит он.
- А я только начал. С предателями по-другому нельзя. Ну? Скажешь? Тогда Эйфелеву башню дам, у меня таких двенадцать.
На веснушчатой физиономии Гродненского написано изнеможение. Он озирается, шмыгает носом и быстро говорит:
- Ну ладно, я лопоухий бобик.
- Правильно. Дальше.
- Ну, макака… - нагибает Гродненский свою грешную рыжую голову, чтобы не показать слез.
- Кто макака?
- Я…
- Дикция у тебя плохая. Ну ладно, утрись, - смягчается Андрей.
А Леня Пушкарев сидит в это время на том бульваре, где проходит внешкольная жизнь 6-го "Б", и хмуро, по обязанности рассказывает Ванечке обещанную сказку. Братья по очереди кусают огромный брикет мороженого.
- Ну попробуй только, говорит Иван-царевич, я тебе так, говорит, врежу - своих не узнаешь. Дал ему в поддых - он и улетел. А Иван-царевич вскочил на коня и был таков.
- Уехал?
- Ну да. Ускакал. Приехал к этой своей… Василисе Прекрасной. И стали они жить-поживать да добра наживать.
- А сыночек? Лень! А сыночек Ванечка?
- Ну и родился у них сыночек Ванечка. Это само собой.
- Это я, да?
- Ты, ты.
- В прошлый раз ты лучше рассказывал, - недоволен Ваня. Пауза, заполненная мороженым, длится недолго.
