- Гиппократ! Разжигай плиту, сонная тетеря! Дорогие гости пожаловали! Мародеры… может, еще и платить не собираются…
Несколько весельчаков горланили песню о всеобщей путанице:
Жил в мужике богатый дом,
Пил хлеб, закусывал вином,
Стриг ножницы овечкой,
Доской рубанок он строгал,
В коня повозку запрягал,
Топил поленья печкой!
Он просыпался к вечерку,
Стегал кобылкой вожжи,
из пирога он пек муку,
Из пива делал дрожжи!
…Глава семейства, белея глазами от ярости, тряс, как грушу, взрослую дочку в дверях:
- Веселиться? С ними? Да это же чума… Это пожар, тайфун и землетрясение вместе взятые! Ты меня похорони прежде, но я и оттуда, с того света, схвачу тебя за подол!
А для еще одной молоденькой абидонки гвардейцы держали на весу целый ковер под балконом: только ценой отчаянного прыжка могли они заполучить ее, минуя все запреты…
Старый шарманщик с попугаем не понимал, в чем дело: еще час назад все шли мимо лотерейного счастья, а теперь - налетели вдруг:
- Молодые люди! Почему вдруг такая вера моему попке?
- Странный вопрос, папаша… Он разве брешет у вас? Не выдает счастья?
- Выдает, выдает! - заторопился старик. - Самое безобманное. Лучшее в мире счастье!
…Сажал он в репе огород,
Воров поставил у ворот,
Чтоб под покровом мрака
Не влезла в дом собака!
В дело была пущена пиротехника: бумажный змей, и даже не один, превратили в комету; хвосты их искрили и пылали в хмурых абидонских небесах, обычно и на звезды-то скуповатых… Но в эту ночь у каждого четвертого имелся факел в руке! А вот и наши герои: на дворцовой площади Удилак подсадил в карету Марту; а еще за минуту до того она получила одномоментно красные цветы - от Пенапью и длинный бутерброд, кажется, с ветчиной - от Патрика. Бутерброд они с Желтоплюшем сразу порвали пополам.
По дороге Патрик отмечал: расшевеливаются абидонцы помаленьку… меньше угрюмых лиц, меньше заспанных…
- Вот вы на толпу смотрите, а я вижу вас четверых - и спасибо, мне и довольно,- сиял Пенапью, смущенно объясняясь в любви спутникам.
- А куда мы едем все-таки?
- Неизвестно. Удилак одно твердит: веселиться!
Где-то стравили двух петухов, сделали ставки - и вот взлетели над побоищем пух и перья! Всеобщий энтузиазм очень был выгоден ловкачам-карманникам: тренированные их пальцы освобождали некоторых болельщиков петушиного боя от их родимой собственности, от кошельков. А песня накручивала путаницу все гуще:
Подковой молот он ковал,
Огнем горнило раздувал
И, выпачкавшись в бане,
Купался в грязном жбане!
