- Я - сам…- простонал Крадус. - Нет, не могу… Нет, скажу… оно сейчас само скажется… ой-ой-ой…
Канцлер показал Оттилии на голову, а затем выразительно постучал костяшками пальцев по дубовой обшивке колонны.
…Но что так коверкало или пучило Крадуса? Он кружился на месте, он совал себе в рот кулак, потом отхлебывал из графина и, не глотая, стоял с раздутыми щеками. Он был очень-очень странен - и прежде всего, самому себе.
Альбина пыталась сложить все вместе… Слова Оттилии; Канцлер, испуганно сигнализирующий, что она - дура дубинноголовая; плюс эти папины странности…
- Мама! Мамочка… Я, кажется, поняла! - чужим деревянным голосом сказала Альбина. Она раскачивалась, как китайский болванчик, - нет, гораздо быстрее…
- О Боже… - тут и королеву осенила страшная догадка. - Вы трое… убили Эмму и Анри? Вы это сделали? И ты, лошадник? Ты взял этот ужас на себя… на душу свою?
Апельсиновая вода забулькала в горле Крадуса и фонтанчиком вырвалась из него:
- Что значит "я взял"? План был его… - и рукой, и подбородком указывал он на Канцлера. - А сделали два висельника, которых так и так ждала петля за разбой. Ну а мы им жизнь пообещали… После-то все равно, конечно, повесили…
- "План был его"…- передразнила Оттилия. - Да какая разница, если вы были "за", если плоды достались вам первому! Гуманист лошадиный! Твердил одно: пусть режут, пусть стреляют, лишь бы кони королевские уцелели…
- О чем вы, безумные? - с перекошенным лицом подбегал к каждому, никого не минуя, вопрошал Канцлер. - Зачем это ворошить? Кому это выгодно?!
Но король на свояка не реагировал; его свояченица завела:
- Нет уж, раз она про коней начала - пусть договаривает! Один из этих скакунов - да, мною сбереженных, мною! - вынес оттуда и сам доставил во дворец мальца, несмышленыша…
- …который потом неделю метался в жару… - на полуфразе подхватила очень бледная Флора, - душа его маленькая просилась на небо, к маме…
- Но встал же он - и ничего плохого, к счастью, не помнил. Начисто! - Крадус будто не понимал, о чем горевать: потом-то все в норму пришло…
- Да… И начисто потерял речь. Ни в пять лет не заговорил, ни в семь, ни… - королева откровенно плакала.
- Заговорил зато сегодня - чего ж рыдать? Радоваться надо…
От омерзения и страха Флора закричала - будто крыса была перед ней, а не муж:
- Не приближайся ко мне! Ступай в конюшню… Хотя, если бы кони знали, и они от тебя шарахались бы…
Флора сняла с себя алмазный королевский венец. Ну хорошо, не крыса, нет. Всего лишь маленькая дохлая мышь. С таким ощущением положила она корону на пол. И ушла прочь…
