На шум, на восторженные возгласы Павлиа вошла и сама Цаго. Ваче поднялся с колен и хотел шагнуть к своей сверстнице навстречу, но не двинулся с места, ноги онемели и перестали слушаться. Хотел выговорить «здравствуй», но язык отказался повиноваться. Глаза, может, и сказали бы что-нибудь, но веки сами собой опустились вниз, и взгляд оказался потупленным.
На пороге стояла Цаго, но не та девочка-вострушка, бегавшая за ежевикой и кизилом и подтрунивавшая над усердием Ваче.
Перед ним стояла красавица, развившаяся, расцветшая девушка, еще более прекрасная в своей застенчивой, юной чистоте. Она тоже смутилась и не могла ни сдвинуться с места, ни выговорить слова, тоже застеснялась и опустила глаза.
— Цаго, что же ты стоишь на пороге, разве не видишь, вернулся Ваче! Ну-ка, иди сюда.
Калека схватил Цаго за руку, притянул к себе и чуть не силой вложил руку девушки в руку Ваче.
— Здоровайтесь же в конце концов, что вы стоите, как будто вас поразило громом!
На другой день рано утром Ваче снова был в доме Павлиа. И мать поняла: то, что не могли сделать ее слова, ее уговоры, сделал один безмолвный взгляд девушки-соседки. Теперь ее сын никуда не отлучится из дома.
Цаго первая взяла себя в руки. Она встретила Ваче как ни в чем не бывало. Как будто не прошло два года, не пробились усы у Ваче, не развернулись вширь его плечи, как будто не прибавилось статности у нее самой, не поднялась ее грудь, как будто эти два года не принесли ему и ей каких-то смутных и необъяснимых желаний.
Она держала себя с Ваче по-прежнему беззаботно и весело, и лишь во взгляде девушки Ваче подмечал нечто такое, чего раньше не было. Непонятная ранняя печаль подкралась к Цаго, эта печаль по-новому заставила светиться большие красивые глаза девушки и делала ее еще прекраснее.
Ваче заметил также, что Цаго не расстается с небольшой книжицей, всюду носит ее с собой, иногда раскрывает и, забывая обо всем на свете, твердит про себя стихи. Однажды он попросил, и Цаго прочитала ему одно стихотворение. Она читала нараспев, словно пела песню, и Ваче остолбенел. В первое время Ваче подумал, что Цаго смеется над ним, что она догадалась о его мыслях и чувствах и решила ему же их высказать вслух, потому что то, что она читала, — были мысли и чувства Ваче. Цаго пропела и второе стихотворение.
— Откуда он узнал! — про себя, но так, чтоб слышала Цаго, пробормотал юноша. — Откуда ему стало известно, что я думаю и переживаю, о чем мечтаю и день и ночь?!
