Серапионыч принес с кухни весьма шаткого вида табуретку и установил ее в прихожей, где под потолком темнели дверцы антресолей.
С помощью доктора и детектива Людмила Ильинична взобралась на табуретку и открыла дверцу. И тут же чихнула — на антресолях стояла такая пыль, будто туда не заглядывали целую вечность.
— Будьте здоровы, — пожелал Людмиле Ильиничне доктор Серапионыч. — По правде сказать, я за тридцать лет ни разу на антресоли не залезал и даже не знаю, что там лежит. Видимо, какие-то ваши старые вещи?
— Видимо, так, — согласилась Людмила Ильинична. — Знаете, Володя нарочно заполнил антресоли всяким хламом, чтобы создалось впечатление, будто там забито до отказа. Но на самом деле можно было отодвинуть несколько предметов в сторону, и на расстоянии вытянутой руки… Так-так, это, кажется, здесь. Да-да, здесь!
Но тут табуретка опасно заскрипела, ножки стали разъезжаться, и если бы Василий не подхватил Людмилу Ильиничну, то она оказалась бы на полу.
— Спасибо, — прочувствованно произнесла Людмила Ильинична и протянула детективу продолговатую металлическую коробочку из-под леденцов.
Изучать содержимое коробочки отправились на кухню, поскольку там, по словам хозяина, было наиболее яркое освещение.
Сняв крышку, Василий обнаружил под нею толстую стопку рукописей, фотографий и официальных бумаг, скрепленных круглыми и иными печатями.
Дубов не удержался от замечания:
— Судя по тому, что коробка заполнена по самую крышку, она просто не могла вместить всего, чем располагал доктор Матвеев. Стало быть, здесь наиболее ценные и важные документы.
— А остальное, увы, так и пропало, — вздохнул Серапионыч.
Василий расправил на столе несколько рукописных листков.
— Похоже, что здесь воспоминания некоей Анны Литвиненко, в детстве бывшей очевидцем зверств, чинимых карателями, — сказал Дубов, бегло пробежав написанное. — И глядите — в конце стоит печать Р-ской средней школы и подписи: «Учителя Б. Н. Чернявский, А. И. Золотова, И. Б. Кравец, Н. М. Савчук» и еще другие. А, ну понятно, — тут же стал разъяснять Василий, — в то время краевед Чернявский не мог заверять подобные бумаги у нотариуса и пытался таким образом, задействовав своих коллег-учителей, придать свидетельствам хоть какую-то документальность.
— Если в годы войны Анна была ребенком, — задумчиво произнес доктор, то велика вероятность, что она сейчас жива. А если и не сама, то хотя бы кто-то из тех, кто засвидетельствовал ее показания…
