— Вы так говорите, будто сами присутствовали при этом разговоре, усмехнулся Серапионыч.
— А тут нечего и присутствовать, — возразил Василий. — История вечная, как мир. Ну вот, а когда Витя проникся к своему доброжелателю полным доверием, тот и сказал: «Но прежде я дам тебе важное испытательное задание. Выполнишь его — считай, вступительный экзамен сдан. На днях в Кислоярск должен прибыть связной к американскому резиденту (германскому, японскому, верхневольтскому — лишнее вычеркнуть), а твоя задача — проследить его прибытие на „явку“ и тут же сообщить нашему сотруднику. А уж тогда мы их обоих, голубчиков, и возьмем с поличным». — Василий вздохнул. — А остальное вы уже знаете из рассказа Натальи Николаевны.
— Возможно, вы и правы, — с некоторым сомнением пожал плечами Серапионыч, — но какой смысл был посылать Витю следить за домом? Они ведь и по своим чекистским каналам прекрасно могли узнать, когда прибывает Владимир Филиппович.
— Думаю, здесь у них были свои резоны, — ответил Дубов. — Ну, например, «засветить» Витю возле дома, а потом все на него и свалить, если бы Матвеева не удалось убрать «чисто». Хотя это, конечно, не главное. Кагебисты всегда стремились завербовать и заставить на себя работать как можно больше людей. Но одно дело — ввести в свой грязный оборот какого-нибудь мошенника, или корыстолюбца, или просто человека запутавшегося, которого можно шантажировать. Но особенный кайф для них — это замарать порядочного человека, что называется наплевать ему в душу. От этого они получают прямо-таки садистическое удовольствие — дескать, пусть мы дерьмо, но и ты теперь не лучше. Представьте себе чувства Вити, когда он узнал о смерти человека, которого выслеживал. — Василий печально вздохнул. — Благородные Штирлицы на поверку оказались самыми примитивными уголовниками. А Витя не мог себе простить соучастия в убийстве, и это привело его к столь страшному финалу. Конечно, не лучший выход, но он поступил именно как порядочный человек.
— Значит, Витина смерть тоже на их совести? — не то спросил, не то подтвердил доктор.
— Несомненно, — твердо ответил Дубов. — Если, конечно, применительно к ним можно использовать слово «совесть»… Во всяком случае, совести у них не больше, чем у кровавого гестаповца Мюллера, если уж продолжать параллели с «Семнадцатью мгновениями»…
— Я все понимаю, — после недолгого молчания заговорил Серапионыч. Допустим, у «органов» были и остаются какие-то дела с неонацистами. То ли те выполняют их задания, то ли просто родство душ. Так сказать, «мы с тобой одной крови».
