Музыка из соседней комнаты всё билась и билась о стену. Мать переоделась в ночную рубашку и уютно свернулась под одеялом. Хотелось увидеть продолжение сна — за каменной оградой у моря наверняка было что-то радостное. Потом вспомнилась шутка Юрчика о роботе и пронзила вдруг горькой обидой, потому что не было никого, кто бы утешил в необратимом одиночестве.
Юрчик несколько раз выходил на кухню, гремел чайником и посудой, должно быть, гости захотели чаю. Они ушли поздно, о чём-то ещё поговорили в прихожей и посмеялись. Юрчик пошёл провожать.
Мать лежала и прислушивалась к тишине за дверью. Бессонные ожидания были тягостны, уснуть всегда не удавалось из-за тревоги за Юрчика — мало ли что могло с ним случиться на ночной улице. Она успокаивалась, когда по коридору раздавались знакомые шаги и в замочной скважине гремел ключ. Юрчик долго не возвращался. Мать решила пока что вымыть посуду и попробовать торт. На кухонном столе в беспорядке была свалена грязная посуда и тарелка с крошками от торта. В бессильной обиде она швырнула её в раковину и тихо заплакала.
Ключ загремел в замочной скважине во втором часу ночи.
Мать не слышала, как скрипнула дверь её комнаты, но вдруг заметила рядом с кроватью высокую неуклюжую фигуру, отсвечивающую металлом. Квадратная голова с горящими зеленью глазами медленно повернулась к ней.
— Я робот, — сообщил монотонный голос, — я робот…
Значит, Юрчик успел приобрести робота — железного болвана с квадратной головой?!
— Зачем ты? — прошептала мать. — Я сама со всем справляюсь…
Тяжёлая фигура, позвякивая, проковыляла по комнате.
— Разбудишь мне Юрчика!
— Нет. Я выполняю приказания. У меня нет обид. Нет усталости. Я железный. Я робот.
— Зачем ты это говоришь?
— Ты тоже робот.
— Какие глупости! Я — робот?!
— Да. Неполноценный робот. Стань настоящим, не будет обид… не будет усталости. Смотри, какой я сильный.
С лязгом согнув колени, он сел на край кровати — она жалобно заскрипела. Холодная рука тяжело легла на грудь матери, холод проник сквозь кожу, разлился по телу. Мать вскрикнула и проснулась. Одеяло валялось на полу, из открытого окна в комнату вливалась ночная прохлада. Она опять закуталась в одеяло и села у окна. Холод из кошмара остался в ней и неожиданно был приятен.
Город ещё был засыпан пеплом предрассветных сумерек. В деревьях и кустах около дома не успела растаять темень, и они походили на мохнатые клубки. А на востоке небо уже рассекала узкая, как лезвие раскалённого ножа, алая полоска.
