Голова у него закружилась.
— Мне тошно, — сказал он брату.
— Но молоко ведь свежее.
— Не от молока.
Он подошёл к умывальнику и склонился над ним, задумавшись.
— Хочешь умываться?
— Нет, — сказал Ваня.
Его тотчас вырвало.
— Может, водку пил?
— Немножко…
— Та-ак… — Николай тяжело вздохнул.
Мимо окна проследовала тень.
— Мать пришла. Постарайся, чтобы не узнала, — попросил Николай и снова уложил брата в постель, сняв с него кепку и сандалии. — Спи, не беспокойся…
Но спал он тревожно, всю ночь разговаривал во сне и с кем-то ругался. Утром его не разбудили, оставили одного в доме, закрыв ставни окон и заперев дверь снаружи. Харис, пришедший звать его проститься с Нигматом, потоптался у крыльца и, пожав плечами, ушёл к соседу.
Нигмата провожал весь двор. На выносе гроба мать, не выдержав горя, свалилась на пороге без сознания.
…В одиннадцатом часу кто-то постучал в окно. Быстро и настойчиво. На стук Хариса не похоже, Ваня выглянул из-под одеяла и вздрогнул: приоткрыв ставень, тренькал по стеклу Гумер.
«Начали преследовать!» — подумал Ваня и снова закрылся одеялом. Осталось полтора дня… Зачем же приходил этот косой чёрт? Во всяком случае, не для того, чтобы спросить о здоровье. Не иначе, выполняет поручение Губы со шрамом. Волнует ли его смерть Нигмата? Нет, наверное. Беспокоится лишь о том, что не стало верного исполнителя.
Через открытую ставню узкой полосой врезаются в комнату лучи солнца. Сколько частичек пыли медленно кружится в этой полосе! Откуда её столько? Летают светлые точки роем, и ни до кого им дела нет. Умерев, человек, наверно, тоже превращается в такую пыль. Становится никому ненужным. Его забывают. Нигмата тоже забудут. Кроме родной матери, кто его вспомнит? А ведь некоторых никогда не забывают. Чапаева, Лазо, Котовского, Вахитова… — кто их забудет? Они ведь погибли не бессмысленно…
— Ты ещё не встал? — удивился Николай, просунув голову и плечо в приоткрытую дверь.
Ваня встрепенулся:
— Нет… В десятом часу проснулся.
Николай вошёл в комнату и, положив на стол свёртки, начал умываться.
— Нигмата, значит, не провожал… Говорят, что его матери очень плохо.
— Любила сына.
— Вчера в это время ещё был жив, а сегодня вот уже лежит в могиле…
— Мать же говорит: судьбу не перейдёшь.
Николай, вытирая шею полотенцем, вышел на середину комнаты:
— Раньше я так же думал. Но гибель отца, наше сиротство…
Сбросив одеяло, Ваня сел.
— Ну, ну, говори.
Николай улыбнулся.
— Не торопись. Обо всём поговорим.
