Упёршись наконец ногами в каменный выступ, Ваня вздохнул и осмотрелся. Золотистое солнце сияет в небе, таком просторном, что нет ему конца и края. Временами лёгкий ветерок доносит запах каких-то лекарств и цветущей сирени.
Две пунцовые бабочки с жёлтыми крапинками на крылышках порхают у самого балкона, словно приглашая Ваню двигаться дальше. Надо ведь ещё пройти по карнизу и приблизиться к четырнадцатой палате. Ну, это уже не трудно. Лишь бы только не увидели.
Вот и приоткрытое окно четырнадцатой палаты. На подоконнике в банке с водой цветы сирени. Ваня раскрыл белую раму и, вытащив из-под рубахи бумажный свёрток, позвал:
— Николай Филиппович! Вы здесь?
Ответа не было.
Ваня, просунувшись в окно, заглянул в комнату. Слева кровать пуста. Справа — на другой кровати кто-то лежит, накрывшись одеялом. Кто ж это? Вот он шевельнулся и, нехотя сбросив одеяло, начал подыматься. Лицо его бледное-бледное, губы серые, как ласточкин хвост, а глаза потускнели, запали. Николай Филиппович? Не может быть. У того ведь волнистые волосы, переливаются, как шёлк. А этот стриженый — гладкая голова у него, как у подростка. Но почему он улыбается, глядя на Ваню?
— Кабушкин?! — удивился больной, спустив ноги с кровати. — Непоседливая душа… Пролез-таки. Откуда же ты, Жан? Кажется, так тебя называют твои друзья.
— Оттуда, — кивнул Ваня вверх, на крышу.
— А если бы сорвался?
— Ни за что, Николай Филиппович. Руки у меня цепкие.
— Ну, ну. Забирайся в комнату. Если не пускают в дверь, можно и в окно, — улыбнулся учитель.
Ваня перевалился через подоконник и спрыгнул на пол. От запаха лекарств и ещё больше от изумления, что увидел учителя таким похудевшим, он совсем растерялся.
Здоровье, видать, у Николая Филипповича незавидное. Вот он, обессиленный, тяжело задышал и снова лёг в постель, закрыв глаза.
— Вам плохо, Николай Филиппович?
Учитель показал ему рукой на стул: садись, мол.
— А я вам… гостинец вот принёс, — растерянно сказал Ваня, положив на тумбочку свёрток.
— Спасибо. Только мне сейчас не до гостинца..
— Это изюм и кислая пастила, Николай Филиппович. Попробуйте. Мы с отцом Хариса Бикбаева купили в магазине. Изюм хороший…
Николай Филиппович, открыв глаза, чуть улыбнулся. Он хотел было застегнуть халат на груди, но руки плохо двигались. Улыбка тотчас пропала, будто солнце зашло за густое облако, жёлтое лицо похудело и стало задумчивым.
Ваня подал ему воду в стакане. Когда Николай Филиппович выпил, в комнате будто стало светлее — учитель снова улыбнулся так же хорошо, как улыбался в школе.
