Когда ему развязали руки, он сам вытащил кляп и скупо улыбнулся, как бы чувствуя неловкость из-за того, что попал в такое неприглядное положение.
— Я преподаватель русского языка, — сказал он, чётко выговаривая слова. — Когда ваши брали меня, я не сопротивлялся. Сейчас продолжать войну нет никакого смысла.
— Нет смысла? — замполит пытливо посмотрел на пленного.
— Так точно, господин офицер.
— Вы глубоко ошибаетесь. Мы будем продолжать войну до тех пор, пока не водрузим Знамя Победы над рейхстагом. Наша цель сокрушить фашизм, вернуть народам свободу! Разве можно отказываться от неё?
— О, да, да, это верно. Только господин офицер, видно, понял меня неверно. Я хотел сказать, что нет смысла продолжать войну Германии и её союзникам. Вот почему я добровольно…
— Много в вашей части думающих так же, как и вы? — в упор глядя на румына, спросил Исхаков.
— Много, господин офицер. Большинство.
— Кто они? Рабочие? Или…
— Наш полк формировался в Бухаресте, его костяк составляют рабочие консервного завода.
— Хорошо. Рабочие бывают более организованными. Для нас это ещё один козырь, большой козырь. Я не сомневаюсь в успехе нашего плана. Рискнём, замполит?
Командир полка приказал привести остальных пленных. Когда они сгрудились у двери блиндажа, Исхаков начал излагать свой план румынскому офицеру. Он сказал, что все пленные будут отпущены по своим частям, объяснил, что они там должны делать.
Воцарилась тишина. Пленные и представить себе не могли, что им предложат такое. Они рассчитывали дожидаться конца войны где-нибудь в тылу России. А теперь им предлагают снова возвращаться в осточертевшие окопы, снова лезть в адское пекло войны. Впереди русские, сзади немцы. Сильны и эти и те. Хорошо, если русские разнесут немцев в пух и прах, как обещают. А если не выйдет?.. Немцы ведь тоже не младенцы. Сидят в железобетонных дотах. А их техника, танки, которых так просто не одолеть!..
Пленные, понурив головы, молчали. Они колебались. Это было ясно как день. Сейчас требовалось нечто такое, что убедило бы их в правоте Исхакова, хоть немного просветлило их головы, замороченные фашистской пропагандой.
Издали донёсся какой-то гул. Он с каждой минутой нарастал, становился всё громче, громче. Над блиндажом на бреющем полёте с рёвом пронеслись наши штурмовики — знаменитые Илы.
— Сейчас дадут жару фрицам! — как бы невзначай заметил замполит.
Пленные по-прежнему молчали.
Наконец румынский офицер нарушил тишину.
— Хорошо, я согласен вернуться к своим, — сказал он и, повернувшись к солдатам, начал что-то объяснять им на своём языке. Солдаты, только что молчавшие, словно воды в рот набрав, зашумели, загалдели, будто гуси, в стаю которых швырнули камнем, начали горячо жестикулировать. Но вот всё успокоились. Офицер повернулся и сказал, что румынские солдаты готовы принять предложение господина русского полковника.
