В голове прозвучал голос Мита: «Так уж устроен мир, Дикий Билл». Взглянул на часы и понял, что после нашего возвращения прошло уже шесть часов.
Отодвинулась складная перегородка, из операционной вышел Мики Линвил. Доктору Линвилу было сорок семь, когда он сюда прилетел, и он самый старый человек на Луне. Тогда он был полковником, решившим завершить службу двумя годами в космосе и выйти в отставку в блеске славы. Теперь же он выйдет в отставку трехзвездным генералом.
— Ну, что? — спросил я. Доктор устало вытер лицо:
— Он пришел в себя. Хочет поговорить с тобой.
— Именно со мной?
— Думаешь, он знает, как тебя зовут? — улыбнулся Линвил. — Он попросил привести к нему парня, у которого весь шлем забит седой бородой.
Я машинально потеребил бороду:
— Черт! Все никак не могу решить — то ли сбрить ее, то ли прихватить с собой домой.
Бородин лежал на операционном столе, укрытый застиранной старой простыней, с чистыми белыми повязками через грудь и на плече, прикрывающими культю ампутированной левой руки. Я невольно взглянул на пластиковый мешок для мусора на полу возле стола. Что там внутри — его рука? Или просто рулон окровавленных полотенец?
Я быстро отвел взгляд. Когда я взглянул ему в лицо, темные глаза Бородина открылись. Кожа у него была бледная, как бумага, но посеревшие губы под усами растянулись в улыбке.
— Как у тебя дела?
Он хотел было пожать плечами, поморщился, снова улыбнулся и спросил:
— Говорите по-русски?
— Извини, нет.
— Ничего. Жаль, что мы не сможем отвезти вас домой.
— Пожалуй, теперь уже мне придется везти тебя.
Его лицо на мгновение омрачилось. Все верно. Когда посадочная капсула с «R-3» плюхнется в Тихий океан, этот парень вернется домой навсегда. Я вдруг понял, что был счастлив находиться здесь все эти годы.
Значит, оно того стоило? Действительно стоило?
— Тебе надо поспать, — сказал я. — Увидимся утром. Он коснулся моей руки:
— Да. И вам тоже. — И добавил «Bolshoi что-то», словно говорил о балете. Наверное, «bolshoye spasibo».
Черно-белый телеэкранчик сильно рябило от статики — за прошедшие годы солнечная активность постепенно возрастала, приближаясь к максимуму, но я увидел, как Билли скривился:
— Где твоя борода, папа?
— Кто-то мне сказал, что на Земле они вышли из моды. Как, по-твоему, я без нее выгляжу моложе?
Он вглядывался несколько секунд, потом ответил:
— Может, и так — когда немного поправишься.
Меня самого поразило, сколько морщин таилось под бородой все эти годы. И еще то, что кожа у меня теперь совершенно белая, как рыбье брюхо — последние десять лет я или провел в помещениях, или закрывал лицо щитком, непроницаемым для ультрафиолетовых лучей.
