Когда он жил с семьёй на квартире, у него была кошка. Кошка серая, белый жилет и лапки в белых манжетах.
По вечерам он писал за столом, а кошка лезла ему на плечи, ложилась поперёк шеи и грела затылок. И скрипела гортанным журчащим звуком. Когда нужно было сгонять её, Василий Никитич скреб ногтём по столу, и кошка думала, что скребётся мышь.
Здесь кошек держать нельзя — меблированный дом. Где теперь его кошка?.. Оставил на дворе, как съезжали с квартиры. Задрали, должно быть, собаки. А может, жива?!
Стрелка покороче закрыла двенадцать. Другая, длинная, подползала чуть видными воровскими толчками.
Рояль замолчал. Тишина сразу разбухла, стала давить на уши… Усики на циферблате сдвинулись в толстый ус. Сейчас ударит…
Сделалось жутко. Вздрогнул, сорвался с места к часам — закрыть бой. Запнулся за стол, не поспел, и комнату наполнил мягкий, певучий скорбный голос часов.
На день ближе к смерти.
Хотел всё-таки закрыть бой. Постоял и раздумал — всё равно будут тикать секунды.
Вернулся к столу. Взял бутылку. Бутылка была пустая…
Василий Никитич постучал по ней пальцем, подул в горлышко, поцарапал ногтем этикет.
— Эхель… Экс-цель-си-ор… Да!.. Ненастоящее, вот…
Поглядел в стакан. Там не было ничего. Ни вина, ничего…
Долго стоял у стола. Держал прямо голову, чтобы не переваливалась в ней тяжесть, и не знал, качается он, или ему это кажется.
Размешал языком во рту вязкую слюну и пошёл к кровати.
Лёг.
Было неудобно. Кровать то поднималась ногами, то изголовьем и, казалось, куда-то плыла…
1913
