… Фальконе с сыном и невесткой из мастерской пошли к Неве, где возвышался знаменитый Гром-камень – доставленная еще в 1770 году из Лахты огромная гранитная скала – пьедестал, на котором предполагалось поставить конную статую Петра.
Фальконе рассказал сыну, как изобретательно доставили из Карелии эту махину и как ювелирно точно ее сгрузили на берег. Для народа, столпившегося вокруг, это было грандиозное, фантастическое зрелище – каменная гора «сама» сползла с судна и «покатилась» к указанному месту по желобам на десятках медных шаров.
Но скоро начались проблемы – Фальконе намерен был придать скале нужную форму, обработав ее, а кругом возражали – погубить такой красивый «дикий» утес! Как можно! Но Фальконе был упрям: «Я делаю пьедестал для статуи, а не наоборот!». Еще в Париже у него созрел необычный план монумента – всадник должен не просто стоять на скале, а взлететь на нее как будто с разгона, в энергичном движении. Возле мастерской был построен специальный помост, на который сотни раз подряд на глазах скульптора влетали и застывали всадники на лошадях из дворцовой конюшни. Глядя на Гром-камень, Фальконе поморщился: он вспомнил Ивана Ивановича Бецкого, своего формального начальника, который больше всех жалел «испорченную» скалу…
Роль Бецкого в истории екатерининского Петербурга oгромна. Он пользовался особым доверием государыни, был ее советником во многих делах. Порой они даже бурно ссорились, но всегда быстро мирились. Ходили даже слухи, будто Бецкой – отец императрицы. На самом же деле, их объединяло иное, особое родство – они оба были «гражданами Республики Просвещения», мечтали усовершенствовать мир, вывести новую «породу» русских людей – умных, честных, законопослушных. Мысль о «выведении» новой породы людей из незаконнорожденных, брошенных и бедных детей не казалась нелепой. Недаром Бецкой был одержим внедрением в русскую жизнь западной новинки птицеводства – инкубаторов. Неким человеческими «инкубаторами», по его мысли, должны были стать созданный по проекту Бецкого Воспитательный дом, а потом, в 1764-м, – знаменитый Смольный институт. Но этим дела Бецкого не ограничивались. Он был не только своеобразным «министром просвещения», но и «министром культуры»: в его ведении находились Академия художеств, театры и Канцелярия от строений, занятая застройкой города. А дело это было необыкновенно важное, ибо с 1760-х годов Петербург переживал настоящую архитектурную революцию. Новые идеи классицизма требовали иных, чем раньше, пространственных масштабов и форм. Речь шла о внедрении в городскую застройку не просто отдельных дворцов и усадеб, а целых ансамблей, единых комплексов зданий, объединенных идеей классической гармонии. В 1762 году под началом Бецкого учредили «Комиссию каменного строения Санкт-Петербурга и Москвы», занятую планировкой столиц. Комиссия объявила конкурс на новый генеральный план, целью которого было «намерение привести город Санкт-Петербург в такой порядок и состояние и придать оному такое великолепие, какое столичному городу пространственнейшего государства прилично», Императрице понравился проект архитектора Квасова, который не упустил ничего, что бы способствовало уплотнению застройки, «наполнению середины его знатным строением». Именно Квасов предложил создание цепи центральных площадей, которые потом вытянулись в великолепную анфиладу Дворцовой, Адмиралтейской и Петровской площадей. Не забыл он и о такой практической задаче, как «непрерывное связывание улиц» с помощью сквозных магистралей, мостов и проездов – вдоль левого берега Невы, от Галерного двора до Литейного. Это было едва ли не главное условие нового проекта. Деятельность Бецкого и возглавляемой им Комиссии на десятилетия определила развитие города.
