Горе королевы было безутешно. Она заперлась в четырех стенах, и все, что происходило за ними, перестало ее интересовать. «Мир померк для меня», — писала она своему родственнику. И это не были просто слова, которые обычно говорят люди, потеряв близкого человека, — от этого удара королева не смогла оправиться никогда. Черное платье стало на последующие 40 отпущенных ей на этом свете лет главным одеянием Виктории. Прибавить к этому замкнутое, мрачное лицо и постоянное, порой похожее на манию, желание так или иначе увековечить память любимого мужа.
Виктория написала о нем и об их жизни несколько книг воспоминаний. По ее инициативе были построены грандиозный культурный центр, набережная, мост, дорогостоящий монумент — все в его память. Королева говорила, что всю свою жизнь она теперь рассматривает как время для осуществления планов мужа: «Его взгляды на все в этом мире будут теперь моим законом».
Очень исподволь и трудно, вызывая этим раздражение своего окружения, Виктория возвращалась к своим непосредственным обязанностям. Видимо, поэтому многие сочли, что теперь она будет на троне чисто декоративной фигурой.
И ошиблись. Виктория сумела построить свою жизнь таким образом, что скорбящая вдова в ней ни в коей мере не мешала женщине-политику, причем самого высокого ранга. Благодаря ей Бисмарк во время Франко-прусской войны отказался от мысли бомбить Париж. И она же твердо стояла за политику кулака по отношению к Ирландии, где в конце 60-х годов прокатилась волна терактов в знак протеста против английского владычества.
Но и среди верноподданных англичан находились критики, убежденные, что страна сделала из королевы «фетиш или идола», что в Англии предается анафеме всякое инакомыслие, а мнение о монархии, как о далеко не единственно возможной в Англии форме, называется не иначе, как предательством интересов нации. Да, слово «социализм», пожалуй, было самым ненавистным для королевы, но точно так же начинала думать и вся страна.
Судьба оказалась благосклонной к королеве, приведя в 70-х годах на пост премьер-министра Бенджамина Дизраэли. С этим умным, расчетливым политиком у королевы могло быть сколько угодно расхождений, кроме одного — они оба были истыми апологетами имперской политики. Королева Виктория выступала сторонницей самых активных шагов к расширению территорий, подвластных Англии. Для решения этой грандиозной задачи все средства были хороши — именно этому учил когда-то жену принц Альберт — хитрость, подкуп, силовой нажим, быстрота и натиск. Когда же она и премьер-министр действовали слаженно и сообща, результаты были налицо.
