Я искала «домик» с традиционно французскими сувенирами, желая избавить моих друзей от матрешек и самоваров, которые им надарили русские гости на несколько поколений вперед.
Трехцветный французский флаг, красные банты на елках, золотые и серебряные колокольчики, бутылки с французскими винами — вот она, заветная «лавка чудес». При свете рождественских фонариков все казалось таким привлекательным, но, приглядевшись, я немного растерялась. Вазы из размалеванного гипса под севрский фарфор, псевдобронзовые каминные часы под рококо, грустные амурчики с поблекшей позолотой... Как ни странно, весь этот французский «антик» покупали сами французы. Увидев откровенное недоумение на моем лице, продавщица, как бы оправдываясь, сказала:
— Конечно, это не совсем старинные часы, не те, что висели над камином у моей бабушки, но так похожи...
В рождественскую ночь можно порадовать себя и таким невинным обманом, милой иллюзией, если нет денег на подлинные шедевры, напоминающие о величии своей истории и культуры...
Я бродила от одной разнаряженной лавки к другой, не решаясь сделать выбор. В одной сидел седовласый француз и продавал сувенирные книжечки из фарфора. Миниатюрные и трогательные, они привлекали взгляд своей невычурной красотой и мастерством. Непроизвольно я достала из сумки свою книгу о приключениях русского путешественника и протянула ее художнику, извинившись:
— К сожалению, она на русском языке...
— Ничего, ничего, — радостно воскликнул он. — Вы же тоже творили. Вот возьмите и от меня сувенир.
И в моей ладони оказалась крохотная бордовая книжечка, на которой было написано: «Наслаждайтесь Парижем!»
Неподалеку мексиканский ансамбль исполнял зажигательную румбу. Все вокруг было веселым — воздух, магазины, рестораны, даже улицы и площади. Немного кружилась голова. Я решила зайти в небольшое бистро, разукрашенное рождественскими веночками и золотистыми шарами.
В основном все заказывали грог, напиток горячительный и веселящий.
Рядом со мной сидел мужчина и поспешно ел, практически не поднимая глаз. Еще бы — наедаться перед обильным рождественским ужином! И тут я вспомнила не о легкой французской кухне, каковой она многим представляется, а об откровениях французских писателей, поведавших нам о великане-обжоре Гаргантюа и мушкетерах, обладавших отменным аппетитом. Помнится, Бальзак предлагал «заключить дипломатическое соглашение, в силу которого французский язык был бы языком кухни». Не успела я до конца вспомнить всех французских гурманов, как услышала негромкий голос:
