Сели в отдельном кабинете.
— Что пить будем? Угощаю, — Пигзик попытался сразить невзыскательных визитеров радушием.
— У нас пост — мы не пьем и скоромное не едим, — оповестил Амвросий, который производил впечатление самого нелюдимого. На такого даже собаки не лают.
— Это правильно, — многозначительно поддержал Пигзик. — А я точно так же не бреюсь после победы, чтобы фарт попер.
Реплика Пигзика не встретила понимания. Поэтому все помолчали. Вовремя пришел официант. Старообрядцы заказали по легкому салату. Пигзик ребрышки и двести граммов с сырной тарелкой. На гастрономическом фронте тоже наблюдался конфликт. Пигзик поднял рюмку за встречу, гости долго и нудно молились, а когда завершили, спартаковский лидер решил пробить гостей на благоговение перед чувством справедливости.
— «Спартак» самый титулованный клуб страны. Но нам негде играть, у нас нет собственного стадиона. Вот представьте, парни, у вас нет собственного дома, и вы таскаетесь по чужим квартирам…
Сакердон, уполномоченный взглядами товарищей на ответ, глубоко вздохнул:
— «Все мы на земле только странники, только гости и пришельцы» — рек апостол Павел. У нас тоже мало церквей. Мы тоже гонимы. Уже больше трех столетий.
— И здорово гонят? — проникся Пигзик.
— Суди сам. Нам не давали совершать крестное знамение двумя перстами, как положено. В церквах подлинный крест восьмиконечный на крыж латинский о четырех концах заменили…
— А нам ромбик не дают настоящий, спартаковский, — перебил Пигзик.
— Какой ромбик? — остолбенел Илларион, у которого борода торчала таким клином, что, казалось, таила колюще-режущую угрозу всякому, кто находился в радиусе полуметра.
— Раньше у нас была эмблема — красно-белый ромб, поперечная полоска и буковка «С», но без мяча в центре. И мы побеждали. А сейчас она с мячом… и… и облом.
— А кто не дает ромбик? — проявил излишнюю любознательность душевный Сакердон. Забыл, видать, что любопытство грех.
— Да центральный совет общества «Спартак». Они как бы отдельно от нас… — Пигзик углубился в такую пургу, что сам не знал, как из нее выбраться, чтобы окончательно не замело абсурдом. Поэтому он просто прервал свой спич, споткнувшись на деепричастии.
— Ты пойми, — Сакердон вернулся к наболевшему, — для нас эти мощи Никиты — святые. Мы их чтим пуще жизни.
— Так у нас есть такие же, — снова воспрянул духом Пигзик. — Мы тоже почитаем… Титова, Аленичева. Как мощи!
— Они уже умерли? — аккуратно осведомился Илларион.
