Наблюдения житейского опыта
Возможно предвидение будущего в большей степени свойственно детям, нежели взрослым людям.
Наталья Глебовна Овчарова в автобиографической книге «Колкие травы» описывает такой случай. Пожилая женщина, глядя на грудного ребенка, говорит «Нежилая, видно. Пришлых не чувствует». И через некоторое время ребенок умирает от диспепсии (40, с.97).
Здесь пример не просто предвидения. Здесь отмечено состояние самого ребенка. По видимому, ребенок в младенческом, а может и в эмбриональном возрасте, во время формирования мозга, уже впитывает в себя информацию о будущей жизни. А в данном случае ее не было. Возможно, даже будет можно проследить физиологические различия в формировании мозга у умирающих детей и продолжающих жить.
При рождении мозг человека развивается, не только подчиняясь законам биологической наследственности, но и воспринимая информацию из будущего. Информацию, связанную с будущей деятельностью человека, с его судьбой. Мозг, как может, приготавливается к предстоящим испытаниям. Не зря говорят, что все дети гении. В детстве мозг ярче воспринимает информацию из будущего, как от самого себя в будущем, так и от других людей.
Чем длиннее жизнь, тем больше информации ребенок получает из будущего. Но гении часто гибли в раннем возрасте. Возможно, они формировались за счет интереса к ним человечества.
Вот что пишет АПУЛЕЙ в «Апология, или о магии» (42). «Я помню, что прочитал у философа Варрона, мужа многоумного и многосведущего, среди прочих рассказов такого же рода еще и вот какой. Якобы в Траллах, когда волхвы там совершали гадания об исходе Митридатовой войны, некий отрок, созерцая отраженный в воде кумир Меркурия, вдруг пропел песнь в сто шестьдесят стихов о грядущих событиях. Тот же Варрон рассказывает, как Фабий, потеряв пятьсот денариев, пришел за советом к Нигидию и как зачарованные Нигидием мальчики точно ответили на вопрос его, где зарыта мошна с частью этих денег и куда разошлись остальные — и тогда одна монета нашлась даже у философа Марка Катона, который признался, что взял ее от своего же ближнего раба для взноса в Аполлонову казну. Вот такое и подобное о волхованиях и отроках читал я во многих книгах и все-таки сомневаюсь, что по этому поводу сказать — допустить или отвергнуть, хоть я и верю Платону, что между богами и людьми пребывают некие промежуточные по природе и по местоположению дивные силы, правящие всеми пророчествами и чудодействованиями магов. Поэтому я по размышлении допускаю возможность, что человеческая душа, а наипаче детская и невинная, то ли от запахов услаждающих, то ли от песен утешающих засыпает в дремотном успокоении и в беспамятном ко внешнему отчуждении, так что на краткий миг с позабытым телом она разлучается и к собственному естеству возвращается, а естество сие воистину бессмертно и божественно — и что поэтому словно бы в некоем сонном дурмане провидит душа грядущее. Однако же в любом случае, если вообще можно верить подобному, то для самого существа дела непременно надобно, как я слыхал, чтобы этот — уж не знаю какой! — назначенный для пророчества отрок был бы телом прекрасен и беспорочен, разумом остер и даром речи отличен: все для того, чтобы дивная сила в нем как бы отменное обиталище, коего достойна, ежели и вправду нисходит она в отроческое тело, и чтобы сама душа после скорого своего пробуждения воротилась бы к пророчеству, мигом ею обретенному, и с легкостью воспомнила бы его в целости и сохранности, еще не тронутое забвением.»
