В этот момент в магнитофоне закончилась пленка, пока заправляли новую, этот тип продолжал говорить, и изрядный фрагмент допроса поэтому не был записан. Речь идет о промежутке времени от момента ЕГО задержания до момента ожидания допрашиваемого у особняка издателя, то есть до слов: «Вовсе не удивился». Этот утраченный фрагмент допроса не кажется мне сколько–нибудь существенным, поскольку он касался дальнейших действий допрашиваемого – как тот вышел из дома, как отправился к Главному полицейскому управлению с целью продолжения наблюдения, как проследил за автомобилем издателя, как, наконец, таился в парке.
С целью соблюдения строгой хронологической последовательности я счел возможным поместить в этом месте часть рапорта старшего лейтенанта В.К.М., как известно, трагически погибшего утром следующего дня при обстоятельствах, которые я считаю до сих пор не до конца выясненными. Старший лейтенант В.К.М., как штатный фоторепортер влиятельнейшей из наших газет, присутствовал на приеме в особняке известного газетного издателя и с самого начала следил за развитием событий. Хочу напомнить, что это происходило 19 сентября, то есть на второй день после ЕГО задержания и содержания в камере предварительного заключения следственного изолятора.
Фрагмент рапорта старшего лейтенанта В.К.М., касающийся оговоренной выше части событий, от слов «Мы сидели в машине…» до слов «…загорелась мебель» (стр. 4 – 7).
Мы сидели в машине добрых полчаса, пока, наконец, не открылась дверь и мы не увидели вырывавшегося из рук тащивших его полицейских и цеплявшегося за все, что попадалось под руку, человека, которому, судя по всему, так понравилось сидеть под замком, что требовалось приложить немалые усилия, чтобы убедить его в необходимости изменить свои планы. Забавнее всего то, что ни мне, ни водителю «роллс–ройса», смахивавшему, скорее, на его владельца и сидевшему рядом со мной, надувшись, словно жаба, и в голову не пришло, что это ОН, и лишь тогда, когда ЕГО спустили с лестницы, я вдруг понял – да это же наш клиент. Водитель, до которого это, наконец, тоже дошло, выскочил из машины, распахнул дверцу и, склонившись в низком поклоне, пригласил ЕГО внутрь. При этом он продекламировал текст, которым его снабдили в особняке и который начинался со слов: «Приветствую ТЕБЯ, о ГОСПОДИ», и сделал это со столь явной неохотой, что я с трудом сдержал смех. Но ОН уселся сзади, на том огромном диване, на котором поместились бы шестеро таких же, и застыл, словно манекен, не задавая никаких вопросов и глядя прямо перед собой, и взгляд ЕГО, помнится, напоминал взгляд завсегдатая бара в момент закрытия сего злачного заведения.
