А пока — ждать, ждать и собираться в северный поход. Нет, это надо же: увести из столицы всю королевскую армию, маскируясь действиями самого Разрушителя! Ничего не пропадает у Василия даром, всё использует, что предоставляет сама Судьба…
А Судьба разошлась от души, не только предвосхищая планы короля, но и корректируя их на свой, судьбоносный лад. По истечении всего нескольких часов после приезда Ваджира прибыл ещё один вестник, и король, прочитав очередной образец эпистолярного жанра командира раттанарских дворцовых стражей, надолго замолк, уставившись куда-то в стену шатра, затем произнёс в сердцах, то ли досадуя, то ли радуясь, целую речь, адресованную лейтенанту.
— Мальчишка! Сопляк! — воскликнул король, открыв рот после долгого напряжённого молчания. — Ремня бы ему, паршивцу! Это кем же он себя возомнил? Полководцем? Королём? Богом? Неужели никто и никогда не учил его дисциплине? Паджеро! Паджеро виноват, что Илорин не считается ни с кем в этой армии, в этой стране, в этом мире!.. Но какой же, чёрт возьми, он молодец! Учитесь, господа командиры, бить врага при любой возможности… Бить так, как готов его бить лейтенант дворцовой стражи Илорин… Наказать бы паршивца, да нельзя — герой! Героев если наказывать — тогда самому придётся все подвиги совершать… Вестнику — рта не раскрывать. Узнаю, что болтает — язык отрежу. Сержант Клонмел, молчание вестника — на вашей совести. Мы все выступаем на Эрфуртар, господа, ибо наш авангард уже там, и освобождает ещё одно королевство. Нет, вы только почитайте, что этот нахальный лейтенант пишет своему королю… — но письма Илорина король, противореча своим словам, никому прочитать не дал и спрятал его глубоко-глубоко в нагрудном кармане камзола, для чего задирал кольчугу, повернувшись спиной к командирам своей армии. — А магов Бальсара отозвать немедленно, и пусть ждут нашу армию вот здесь, на берегу реки Искристой… Приказываю им — быть там первыми…
Позже, оставшись один, король снова взялся за письмо Илорина:
«Ваше Величество! Сир!
Я сознаю всю тяжесть совершённого проступка, но не вижу никакой другой возможности, чтобы сходу взять в свои, простите, в Ваши, руки власть в Эрфуртаре. Сегодняшняя битва унесла половину моих стражей во владения Поводыря, и всю оставшуюся жизнь мне будет стыдно и перед собой, и перед другими людьми, если я позволю их гибели остаться безнаказанной… и не использую шанс, который они нам дали, умирая на льду Глубокого…»
