Так я и жила. Весь день в поисках, вечером дома. Ни сил оглянуться вокруг, ни времени подумать о будущем. Наскоро поужинав, я хотела одного — рухнуть на свою подстилку. К сожалению, инцидент с зеркальцем сильно подпортил мои отношения с Фердинандом; я физически ощущала растущее напряжение. С тех пор как Изабель все дни проводила дома, лишив его свободы одиночества, он, кажется, только и ждал минуты, чтобы взяться за меня. Дело уже не ограничивалось брюзжанием или придирками по поводу приносимых в дом денег и еды. К этому я давно привыкла. Его новые выходки отличались особой злобностью и изощренностью. Я сделалась его единственной отдушиной, местом, куда он мог бежать от Изабель, а так как ничего, кроме презрения, он ко мне не испытывал и само мое присутствие было для него невыносимым, он изобретал всевозможные способы максимально осложнить мне жизнь. Он гнобил меня, как мог, кусал исподтишка. Раньше я знала, чего от него ожидать, а теперь чувствовала свою полную беспомощность.
Ты меня хорошо знаешь. Тебе известно, какие мечты и страхи, бури и тайные желания дремлют в этом теле. Они никуда не исчезают, даже в таком богом проклятом месте. Другое дело, что поводов для сладких грез здесь не много — на улицах не до эротических мечтаний, тут держи ухо востро, — но ведь случаются минуты, когда ты предоставлена самой себе, например по ночам, когда мир погружен в темноту, и тогда ты невольно начинаешь воображать себя в разных ситуациях. Сознаюсь, мои ночи тянулись тоскливо. Иногда я сходила с ума от всяких мыслей. Меня изводила боль внутри, сжигающая, мучительная, и с этим я ничего не могла поделать. Видит бог, я старалась взять себя в руки, но иногда боль становилась непереносимой, кажется, сейчас сердце разорвется. Я закрывала глаза и говорила себе «спи», а в мозгу проносились картины прошедшего дня, кошмары, мертвые тела, а в висках пульсировали последние оскорбления Фердинанда, — какой уж тут сон! Оставалось только мастурбировать. Извини за прямоту, но я предпочитаю называть вещи своими именами. Все мы время от времени прибегаем к этой разрядке, у меня же не было иного выхода. Я начинала почти бессознательно себя трогать, воображая, что эти руки принадлежат кому-то другому, я оглаживала живот, ласкала внутреннюю поверхность бедер, сжимала ягодицы, погружала пальцы в мягкие складки. Нас было двое, заключивших друг друга в объятья. Я, разумеется, понимала, что втягиваю себя в жалкую игру, но мое тело отзывалось на эти маленькие хитрости, и вот уже я чувствовала влажность между ног. Мой средний палец довершал дело, и, когда все заканчивалось, по жилам растекалась сладкая истома, тяжелели веки, и я наконец погружалась в забытье.
