Пожарники в столь ранний час, конечно, еще спали.
Неподалеку от низенького, в три ступени, крыльца был врыт турник. Под ним лежала двухпудовая гиря.
Сенька по оттяжке добрался до перекладины и, зацепившись за нее правой ногой, дважды провернул «колесо». Кимка попробовал повторить этот фокус, но неудачно.
— Корма тяжела, — констатировал Сенька.
— Я больше балуюсь гирями, — Кимка схватился рукой за двухпудовик и, оттопырив нижнюю губу, дернул. Гиря слегка покачнулась, но с места не сдвинулась. А Соколиный Глаз, ойкнув, пояснил:
— Растяжение. А так я ее правой запросто...
Кончик утиного носа Мстителя дрогнул, словно его владелец силился удержать смех. Кимка подозрительно посмотрел на приятеля: «Нет, вроде не смеется...»
— Кимка, давай забаррикадируем «кумовьям» дверь.
— Давай. А чем?
— Гирей.
Соколиный Глаз опасливо покосился на двухпудовик, но Сенька успокоил:
— Я же понимаю, что у тебя растяжение... А мы ее вдвоем, а?
— Вдвоем, конечно, можно. А то рука...
Приятели, потихоньку прикрыв дверь пожарки,
широко распахнутую из-за жары, привалили гирю.
— Сладких снов, лежебоки! — пожелали мальчишки на прощание и бодро зашагали к заводским корпусам.
Вот и проходная. Но ребята на нее даже глазом не повели. Они еще не настолько «пали» в собственных глазах, чтобы, как все, ходить и выходить в ворота. У них существовали свои тайные лазейки, через которые на территорию завода могли проскальзывать лишь ящерицы да их собратья-мальчишки.
Вот и лаз. Отодвинули доску. В неширокую щель сначала протиснулся Соколиный Глаз, потом Мститель. Доске возвратили первоначальное положение. Никто этой проделки не заметил, а если бы и заметил, махнул бы рукой — все равно от этих проклятых мальчишек не отгородишься ни забором, ни колючей проволокой!
Заводской двор напоминал оазис из арабских сказок. Каких только сокровищ тут не было! Но Кимку с Сенькой они сейчас не интересовали. Глаза ребят слипались от сна.
Возле механического цеха шумел листвой молодой зеленый садик. Тут были и белоствольные раскидистые тополя, и коричневые кружевные акации, и грациозные плакучие ивушки, и сладковато-приторный тутовник. Корневища деревьев утопали в роскошном клевере.
Мальчики, жмурясь от счастья, растянулись под топольком и мгновенно захрапели.
Заливистый гудок разбудил их ровно за десять минут до начала работы. Сладко потянувшись и протерев глаза рукавом, Сенька нехотя поплелся в цех, строго наказав Кимке:
