.
Эти инструменты подчас неожиданно принимают технологическую форму. В эпоху роста христианской церкви огромное большинство еврейских и языческих текстов продолжали фиксировать на папирусных свитках. Но по причинам, которые обсуждаются до сих пор, христиане предпочли кодексы — предметы, в основном похожие на то, что вы держите сейчас в руках. В то время большинство язычников считали кодексы эфемерными книгами для записей, предназначенными для частного и утилитарного использования, а не для литературы. Большинство ученых сходятся на том, что христиане приветствовали новое устройство для хранения данных именно по тем же практическим причинам. Кодексы были экономичными, их было легко переносить с собой из города в город, они всегда были под рукой — удобное свойство, когда вы цитируете Писание для того, чтобы доказать свою точку зрения в проверенной временем манере толкователей Библии.
В отличие от свитков Торы, кодексы никогда не почитались в качестве культового предмета, не почитался и язык, на котором они были написаны, — разговорный греческий, бывший в древнем мире lingua franca, рассматривался в качестве единственного языка Бога.[6] Христиане были куда более заинтересованы в тексте как в проводнике для логоса, божьего слова и трансцендентального плана. В то же время формат кодекса порождал чисто христианское чувство религиозного авторитета. Гэмбл утверждает, что в результате сведения всей переписки Павла в один том (а христиане начали делать это почти с самого начала) письма, предназначенные отдельным церквям, обрели «широковещательное» качество писания. Когда объем священных текстов вырос, формат кодекса окончательно победил, ибо он служил великолепным образчиком религиозного авторитета. Когда в IV веке появился итоговый вариант Библии, переплетенная книга позволила ортодоксальным компиляторам создать «официальное издание», которое могло нанести удар по всему разнообразию спорных, странных или еретических текстов, особенно по тем, которые ставили под вопрос верховный авторитет только что созданной Римской церкви.
Хотя христианство поощряло неграмотность паствы, эта религия может быть определена архетипом Книги: единственной, универсальной, обладающей решительным началом и взрывной концовкой. Начиная мультимедийными украшениями, сопровождавшими средневековые рукописи, заканчивая рыночным успехом молитвенника и «буквального слова», оглашаемого современными проповедниками, — медиум книги создал христианский религиозный характер, разжигая в читателе желание повелевать и жажду трансцендентного. В отличие от книг евреев, с их бесконечным хитросплетением комментариев и дебатов, технология христианского слова была куда больше связана с непосредственной, прямой передачей информации, с коммуникацией в самом идеализированном и абсолютном смысле этого слова.
