Вот вам и благородный эксперимент Мэри!
И все же ей удалось задеть в его душе какую-то струнку, и он почувствовал неловкость, вспомнив, как свысока относился к простолюдинам. Хотя он раздавал бедным подаяния, а его мать и сестра занимались благотворительной работой, Адам редко думал об этой толпе как об индивидуумах. До сегодняшнего дня.
Его вдруг заинтересовали женщины с улиц, подобные миссис Примроуз. Живет ли она в грязной каморке, в которой кишат крысы? Хватает ли тех нескольких пенсов, что она выручает за яблоки, чтобы купить еду и одежду? Должен ли он заботиться о тех, кто не в состоянии сам позаботиться о себе? Адам размышлял над этими вопросами всю дорогу до дома Джозефин, где Мэри готовилась к маскараду. На улице моросил серый дождь, разогнавший людей по домам. Он заметил только горбатого сторожа в конце улицы, начинавшего ночной обход района.
Когда никто не ответил на стук, Адам дернул за ручку, и оказалось, что дверь не заперта. В небольшой прихожей с картинами в золоченых рамах и хрустальной люстрой было сумеречно.
Когти застучали по мраморному полу – это старая дворняжка ковыляла к нему со стороны погреба. Адам рассеянно погладил свалявшуюся шерсть пса. Собака тут же бросилась к лестнице и заскулила.
Сверху доносились громкие голоса. Один мужской, другой женский.
Адам взялся за перила и прислушался. Он не мог разобрать слов, лишь общий гневный тон. Кто это там с Мэри?
– Сидеть, – приказал он собаке. Дворняжка уселась на ковер.
Адам поднялся по узкой лестнице и пошел на звук громких голосов, доносившихся из спальни Джозефин. В день приезда Мэри комнату привели в порядок. Окровавленные простыни убрали, кровать под пологом застелили чистым бельем. На покрывале спал одноухий кот.
В центре комнаты нос к носу стояли Обедайя и маленькая женщина, одетая во все черное.
– Cochon![5] – воскликнула мадам Фурне, схватив серебряную щетку для волос и выпрямившись во весь свой маленький рост. – Английская свинья! Ты посмел вмешиваться в мой piece de resistance…
– Говори на языке нашего короля, чертова лягушатница! И я не дам тебе превратить этот невинный цветок в развратную девку!
Он ткнул пальцем в сторону Мэри. Словно статуя из алебастра, она стояла перед трюмо, сплетя пальцы, свет нескольких свечей освещал ее стройную фигуру.
У Адама перехватило дыхание. Перед ним стояла абсолютная копия Джозефин!
Если бы не крошечная родинка с правой стороны рта, Мэри можно было принять за ее коварную сестру. И как и ее сестра, Мэри источала невинную чувственность, которая словно создана была для услады мужчин.
