Константин Ли ЖЕСТОКИЙ ЭТЮД
“Госпо…” - только и успела она выкрикнуть, не то прося, не то прощая, когда железная, полуторатонная, утяжеленная в несколько раз своей ястребиной скоростью машина врезалась тупой мордой-колуном в ее еще не старое, целое тело, подбросила, как виртуоз-футболист послушный мяч, и отправила точным пасом под мощный удар обгоняющего партнера.
Отлетев от второй машины, переворачиваясь в воздухе, кружась, как выпущенный на ветер дырявый полиэтиленовый пакет из-под общепитовских отходов, она еще видела, как ее левая нога, оставляя за собой кровавый хвост, ударилась о тротуар, как отпрыгнул в сторону испугавшийся прохожий, прикрываясь дипломатом, как удивленно-восторженно указал на ее полет своей маленькой ручонкой шестилетний паренек, поспешно уводимый прочь молодой мамой, как перекрестилась старуха, моложаво перехватив деревянную клюку в левую руку, как с любопытством затормозили на роликовых коньках две девчонки-школьницы, но она уже не почувствовала своего мягкого приземления на асфальтовую перину: полчерепа, задняя его часть, отвалилась, покатилась, неуклюже подпрыгивая на неровностях дороги, цепляясь оставшимися волосами за пробившиеся расщелины, заливая их клейстерообразными, теплыми мозгами.
Тело еще кувыркалось по дороге, стараясь догнать четыре красные точки габаритных огней, но, потеряв всякую надежду, оно уже успокаивалось, готовилось к выходу души, еще находящейся в нем, порубанном, раскромсанном и истерзанном.
Оно готово было успокоиться навек, но следующие два колеса, две когтистые лапы грифа-стервятника, почуявшего сладкий запах свежей падали, тоже оставили на нем след - отметились, утвердив и подтвердив смерть: переднее наехало на то, что осталось от женщины, подскочив на треснувшем позвоночнике, откатило ее на другое место, предоставив заднему пойти по новой, неразведанной еще части - нога с хрустом ломающихся вафель разлеталась на две половинки.
Три машины, три беспощадных хищника умчались, потирая ушибленные и отбитые места, сожалея об утраченных зеркалах, разбитых стеклах и фарах, о помятых капотах. Испачкавшись, брезгливо мечтали о теплой ванне с душистой пеной - столько лишних, непредвиденных забот!
А ее душа так и не вырвалась, не освободилась, и она, душа, тоже была здесь раздавлена и уничтожена - не таранящими никелированными бамперами, не погнутыми стойками автомобилей, не острыми осколками стекол - это удел материального. Ее душа оказалась заваленной, придавленной тоннами нашей злобы, накопившейся за последние годы.
