Она очутилась в окружении довольно просторного, очень занимательного сада. Снизу, из-под каких-то мудрено завитых решеток, под которыми серебрилась чистая вода, не только по стенам, но и по потолку всползали-цеплялись за ловкие выступы разные там всякие вьюны да повилики. Их долгие плети, унизанные густотой листьев, свешивали где лопушистые, где метельчатые, где в стрелку выведенные цветения. Во всей пышности лепестков копошились да посвистывали забавные птахи, вспыхивали недолгими огоньками какие-то иные порхуны. В стороне, у одной из торцовых стен, вделанное прямо в пол голубело огромное корыто, полотенце висело на блестящей перекладине. Оно было еще мокро. Кто-то недавно тут мылся. Вот интересно! А противоположная стена оказалась совсем голой.
Когда Санька подошла к ней, то поняла, что она покрыта точно такой же ровной, мерцающей белизною, как верхний на болоте настил.
Вот теперь-то девчатке совсем нетрудным делом оказалось понять, что эта лысина, среди остальной пышности, образована тут не без умысла. Похоже, что Явлена не имела крайней нужды подниматься всякий раз на болото, если ей было желательно вызвать тени ее однородцев. Должно быть ей, прямо из этого сада удавалось и подсмотреть и подслушать своих противников.
“Ой, да как хорошо бы, — подумалось Саньке, — взять да выманить оборотней из занебесья, тех, которым не терпится отыскать болотную эту диву. Оно бы небольшая беда самой пострадать при этом, лишь бы лысоголовые посчитались с ведьмою, утрясли бы с нею свои дела…”
Так мечталось Саньке, хотя понимала она, что без дьявольского ожерелья ни откуда никого не заманить ей сюда, не дозваться. Да и не сама ли Явлена доложила на болоте Шайтану, что покуда владеет она своим проклятым ошейником, никакие мировые страсти ей не страшны…
И все же Санька, из простого упорства, попросила стену:
— Покажи, а! Чо ты умеешь делать?
Знакомыми искрами ответная белизна стены вспархивать не стала, она взяла и просто засветилась сплошным, ровным светом. Засветилась и сделалась насквозь проглядной. И увидела просительница по ту сторону стены да непролазную, болотную топь. Чертова каша почти рядом с Санькою пузарилась, расходилась ржавыми кругами, лоснилась плешинами маслянистой грязи… А этак, шагах в двадцати в глубине видимого, проглядывалось упрятанное в густых камышах низенькое, маленькое такое, странное жилище. Перед его овальной опять же дверью девчатка различила косматого, грязного человека. Он сидел как-то по-собачьи, на коленках, упершись руками в землю, и тяжело дышал, будто бы только что набегался. Санька пригляделась к нему и со страхом признала Володея. Тут из низенькой построины показалась хотя и чужетелая, но понятная теперь Андрона. Она, в гадком своем обличий, присела на порожек, откинулась безволосой головою до кромки дверного проема и по гладкому, бесцветному ее лицу покатились быстрые слезы.
