Ну, скоро, не скоро, а стало Саньке казаться, что кисельное марево редеет перед глазами. Вот, вроде бы сквозь запотелые его промоины, да при каком-то голубоватом свете, уже и мерещатся ей чужие вовсе травы да цветы нездешние. Прикинуть, так вроде бы получается, что среди Куманьковых топей чудом-дивом образована совсем какая-то неопределимая земля…
Голоногая, ободранная, чумазая, вошла Санька не в свои заросли, задела рукой один, другой цветок очень даже интересной красоты, узрела над головою в полете противную, с какими-то серыми тряпками взамен крыльев, птицу. Она разевала налету свой могучий клюв — похоже, каркала, но голоса ее Санька не услыхала и скоро потеряла бесперую в совсем уже поредевшем тумане. Не услыхала Санька и пения малой золотистой птахи, что на ветке невысокого, с долгими плодами дерева, явно вымолачивала трепетным горлышком заливистые трели. Чисто голубой ее клювик мелькал в пении быстрее, чем у старательного зяблика…
Засмотрелась Санька на пичугу, рот раззявила. Тут ей прямо в лицо и порхнул из густоты высоких трав проворный метляк17 синего бархата. Да такой он был здоровенный, что тугим своим крылом, будтоладошкою, хлестанул разиню по щеке. Санька отскочила в сторону и чуть было не села на красную жабу, которая полумертвым пнем подвернулась ей под ноги. Жаба сердито зашипела, показала ей зубастую пасть и одним скоком ушла в заросли…
Только теперь Санька хватилась, что когда-то умудрилась выпустить Шайтанов хвост.
Друга рядом не было!
Кисельный туман напрочь рассеялся над странной этой болотной кулижкою.18 Он как бы раздвинулся на стороны и плотной стеною окантовал мирок с чужой для Саньки жизнью. И эту жизнь озаряли совсем с близкой черноты неба сразу три луны! Они не были ни спокойными, ни деловитыми, как земная, старенькая луна. Вроде только что созданные, они горели каким-то пушистым огнем и даже чуть-чуть потрескивали от жары, подрагивали от нетерпения гореть. Только свет их не был силен: от заросливых стеблей разбегались на стороны густущие тени. Высвеченные из темноты цветы да листья поблескивали трепетными росинками. Все кругом сияло умытостью да убранством таким, ровно с минуты на минуту ждали сюда сановитого гостя. Но заявилась — вот те на! — грязнущая, изодранная деревенская отчаюга…
Но, даже при упорстве своем да решимости, незваная гостья, так вот просто взять и выставиться из зарослей на светлую прогалину, которая приметилась ей за кустами, не посмела. Она тихонько при-темнилась к прогалине поближе, остопилась в укрытии и тайком взялась разглядывать круговой ее простор. Вершка на три от земли перед Санькою оказалось приподнятым лобное какое-то место. Разглядывать тут особенно-то было нечего. Просто среди зелени высилась устроенная кем-то круглая, да ровная, как барабан, площадка, величиною с деревенское гумно.
