Надо идти на болото!
Вот в каком чистом виде и предстала перед Санькою ее многосложная истина.
Сумеет ли только она истину эту оправдать на болоте? Вот это вопрос, так вопрос — ажио выше волос!
Изо всей Санькиной правды выходит какая догадка? А такая, что поселилась на Куманьковых зыбунах нечистая сила! Поселилась для того, чтобы заманивать на болото да перекидывать в оборотней добрых людей…, для какой-то непонятной надобности. Должно быть, и Никиток за тем же самым уведен. Потому и нет больше у Саньки ни поры, ни времени надеяться на то, что болотная затея уляжется сама собой. Зато имеется у девчаточки опаска, что на медлительность ее возьмет да и выползет из дрягвы какая-нибудь здоровенная гусеница-змея с Никитковой головою…
“Не-ет! При живой при мне такому не бывать! — сказала себе Санька и наметила. — Ночь переждем, а поутру надо идти…”
— Чо же вы меня-то не угощаете? — встрепенулась она после этого на ясельной огородке. — Я ить, гляньте-ка, отощала хужей Шайтана…
От ее правильных слов старики и спорить забыли, заторопились печку топить.
Только вот не успелось согласным путем и поужинать — Хариту Мокрую дурная сила в дверь сует. Похоже, кто-то услужливый ухитрился подслушать у сараюшки стариков спор, насчет Шайтана да Саньки, и перенес его в хоромы лавошника. Вот она, Харита, и прикатила на двух резвых — неотложно требовать братанку обратно в свое хозяйство.
А то шляется по чужим дворам, что Колобкова корова, — оправдала она свой приход громкой руганью.
Санька же мигом сообразила: при таком теткином нетерпении быть ей непременной запертой сегодня в кладовухе. И улизнуть едва ли придется. Это уж как пить дать. Вон как теткины-то глаза выкатывает на лоб озлоблением.
— Не пойду! — отрезала Санька столь бесповоротно, что Харита сперва на полуслове клекнула горлом, будто заглотнула целиком куриное яйцо, потом кинулась в чужом дворе смотать дерзкую за косы.
Да Саньке было не впервой увертываться от длинных рук. В минуту она уже стояла в сараюшке да под Шайтановой защитой. И хотя пес всего-то и делал, что знаменито улыбался, однако жаль — не было поблизости Чувалова Коськи. Лавошница в этот миг ейбо не пожалела бы накинуть сверх им просимого еще золотой.
Того охотного парнягу черти, видать, где-то по другим потребным волочили. Потому и пришлось Харите Мокрой, с угрозами да криком, поворотить оглобли…
А Санька пока осталась у Свиридов.
Определилась она спать в застенье на лавке, на Никитковом месте; как была — в кофтенке немудрящей своей, в старенькой юбке. Прикорнула она на лавке, только уснуть путем не уснула. Сперва, вроде, маленько закимарила, да вскорости ее как домовой под бочину шурнул. “Вдруг да впрямь, — подумалось ей, — Харита с Коськой Чуваловым сумели договориться?! Не пойти ли мне лучше ночевать в пригон!
