Оно и деревня вся решила, что Саньке Выдерге передалась липучая хворь от Дорофея-лавошника. Народ быстро согласился на то, что отчаюга не выдюжит трясухи и отправится к богу на руки. Он и рассудил вполне резонно:
— Лавошник эвон какой сноп, а другой день не приходит в себя, да и придет ли. Эту же соломинку любая смерть одним зубком перекусит…
Про Саньку деревня все определила, а вот про Никитка и подумать не знала что — только охала да плечами пожимала.
Однако и насчет “соломинки” неплохо было бы ей языки попридержать.
Не сбылось говоримое.
Выпало девке, против Дорофея, скоренько с немочью справиться. На другой день к вечеру Санька на ноги поднялась. А не успевши подняться удумала она тут же бежать до стариков Глуховых, пока не узрела подъему тетка Харита да сызнова не посадила дверь кладовухи на засов.
Ну, а не терпелось Саньке потому, что надо было поскорей уразуметь правду. Ту правду, которой она прошлой ночью оказалась невольной очевидицей, да ежели та правда ей не померещилась.
А еще надо было поторопиться ей втолковать возможную правду старикам Глуховым. Так втолковать, чтобы Свириды поверили ей да согласились подмогнуть хотя бы разведать, какая-такая оказия да поселилась на Куманьковом болоте? И еще девчаточка торопилась избавиться от страха за Шайтана: вдруг да нету косматого ее товарища вживе!
Вот сколь было у Саньки забот.
Пока она, хмельная слабостью, спотыкалась вдоль деревенской улицы, бабенки поизохались над ее ходьбой. Но ни одна из охаток тех сама не кинулась девчатку поддержать, ни ребят никто не подпустил до нее — испугались, что прилепится к ним Дорофеева зараза.
Что же до стариков Глуховых, так тем все одно оказалось — помирать не помирать. С утратою Никитка, они ко всему прочему потеряли интерес.
Вот она каким водопадом сорвалась-ухнула на Свиридов Санькина правда!
А попробуй-ка еще и разъяснить ее старым! Вовсе с ума сколупнутся. Какая уж там от них подмога? Такой да подмоге самой бы унести ноги…
Одним словом — не повернулся Санькин язык Глуховскую беду да напастью лечить. Только и осмелилась она при горестных, что спросить о Шайтане.
— Не седни-завтра подохнет, — ответила Свиридиха слезно. — Маковой росинки в рот не принимает…
— Ровно человек раненый, стонет и стонет, — досказал старухино Свирид. — Из пригона даже не выползает. Ступай, проведай. Тебе хоть, может, обрадуется заботник наш.
На такое дело, понятно, Саньку долго не надо было уговаривать. Поторопилась она до Шайтана, а тот и в самом деле — языка своего от бессилия не подбирает. Шевельнул хвостом при виде верной своей подруги и вся сила из него вышла, ажио голову откинул. Подруга на колени перед космарем опустилась, под песью голову ладонь подсунула, другой рукою давай морду его оглаживать. А сама приговаривает, вразумляет Шайтана:
