На трассе и вне ее собаки требовали постоянного внимания, и Сеппала не жалел на них ни времени, ни денег. Он начал обучать их еще щенками и понимал так же хорошо, как жену и ребенка.
«Собаки всегда были у нас на первом месте, – рассказывала репортеру его жена Констанс в 1954 году, когда ей было пятьдесят два года. – В нашей гостиной часто царил ужасный беспорядок: повсюду валялись муклуки, упряжь, нарты, веревки и прочее снаряжение, нуждавшееся в починке».
Погонщикам на Аляске постоянно приходилось заботиться о корме для собак. В рацион животных должно было входить достаточно белков и жиров, чтобы они не болели и не мерзли во время зимних переходов. Хозяева собак запасали главным образом лосося. На заготовку провианта порой уходило все лето; ежегодно запасали до двух тонн корма.
Езда на нартах была самой легкой частью работы погонщика. Здоровье собак требовало ежедневного внимания, независимо от того, находились они в пути или нет: незамеченный вовремя вирус, распространившись, мог уничтожить всю свору. Во время путешествия каюр должен был проверять собакам лапы и в случае необходимости лечить. Хороший погонщик ставил нужды собак выше собственных. После десятичасового перегона сначала полагалось накормить животных, на что уходило часа два-три. Надо было нарубить дров, сделать прорубь во льду, натаскать воды – по четыре литра на каждую собаку. Если воды поблизости не было, на костре топили снег; из четырех частей снега получалась всего одна часть воды.
Двигаясь вдоль берега, погонщик кормил собак сушеным лососем, а если вокруг было вдоволь дров, варил густую рыбную похлебку (некоторые погонщики предпочитали богатое жирами бобровое мясо) с рисом или овсянкой. Во время перегона Сеппала давал своим собакам по полкило сушеного лосося и по 150 граммов тюленьего жира в день.
После кормежки животным массировали натруженные мышцы. А потом рубили для них подстилку из лапника. Вид и запах хвои радовал собак, они затихали и устраивались на ночлег. Затем следовал ритуал, который погонщики называли «благодарственным воем».
Сначала начинала тонко выть одна собака, к ней присоединялась вторая, затем третья. И вскоре все собаки, задрав морды вверх, соединяли свои голоса в нестройном хоре. Пение обрывалось так же неожиданно, как и начиналось, собаки принимались все быстрее кружиться на месте, взбивая лапами подстилку, пока не устраивались со всем комфортом. Потом, прикрыв носы хвостами, они засыпали. Только тогда погонщик мог позаботиться о себе.
