Грейс нашла Дональда в ризнице беседующим с мисс Шокросс. Он стоял к Грейс спиной, а мисс Шокросс – лицом, и не заметить его выражения было невозможно; она буквально горела от воодушевления – более точного описания Грейс не смогла бы подобрать. Рот собеседницы Дональда был приоткрыт, глаза светились, и в этот момент она вовсе не походила на ту некрасивую, с крупными чертами лица женщину, которую Грейс привыкла видеть. Сейчас она выглядела даже красивой.
Когда Грейс вошла, Дональд прекратил разговаривать с мисс Шокросс и повернулся к жене:
– Ну вот, все кончилось. Какой успех! Я как раз поздравлял мисс Шокросс с ее замечательным выступлением.
Кейт Шокросс не двинулась с места и не оторвала от Дональда взгляда, а, словно скромничающая девица, слегка опустила голову; картинка вернулась в фокус – это движение заставило женщину выглядеть глупой, по крайней мере, в глазах Грейс. По-прежнему не глядя на Грейс, она возбужденно проговорила:
– Я должна проследить за уборкой комнаты.
Как будто она и не заметила ее появления в ризнице.
С языка Грейс едва не сорвалась резкая, язвительная, уничижительная реплика по поводу умственных способностей мисс Шокросс, но она вспомнила предупреждение тети Аджи и сдержалась.
Дональд был в приподнятом настроении; когда они поднимались по холму в направлении дома – ее рука лежала в его руке, – он неожиданно сказал:
– И без волынки концерт удался.
Она посмотрела на него в темноте. Эндрю Макинтайр не принял предложение Дональда прийти на концерт и сыграть на волынке. Она не знала, что произошло между ними, но видела, что отказ раздосадовал Дональда. Это случилось несколько недель назад, но сейчас он вел себя так, будто их разговор состоялся только сегодня. Она знала, что у него не выходит из головы мысль о том, что кто-то посмел отказать ему, и что он не может сосредоточиться ни на чем другом. Об Эндрю Макинтайре Дональд говорил таким же тоном, как и о Бене.
Оставшуюся часть пути Грейс молчала – ей было грустно. Это чувство не покидало ее с тех пор, как закончился концерт. Дональд ни единым словом не упомянул о том, как играла она сама. А теперь ее печаль усилила тревожная мысль: Дональд мстит ей. Да, мелкие людишки могли быть мстительными, но он не относился к категории мелких, более того, он был священником; даже рядовые служители церкви должны быть выше подобных чувств.
Как ни странно, в эту ночь она заплакала впервые – не потому, что Дональд опять уклонился от своих супружеских обязанностей и спал, тихо похрапывая, а потому, что у нее появилось какое-то чувство, которое она не могла определить. Как будто она что-то потеряла.
