– Могу и буду. Кому-то надо это сказать тебе. Другие не в состоянии – они очарованы этим человеком, так же, как и ты. Послушай, Грейс, – тетя Аджи понизила голос, и в нем послышалась тревожная и просительная нотка. – Послушай меня, Грейс. Согласна: он очень симпатичный, хотя по возрасту годится тебе в отцы. Но исходя из моего опыта, уверяю тебя: такие, как он, не ищут для себя симпатичных женщин, по крайней мере, женщин твоего типа, – она заговорила еще тише. – Разве ты не понимаешь, Грейс, ты не просто привлекательна, ты красива. Ты могла бы найти себе любого, кого захотела бы. Я сама могу назвать с полдюжины мужчин, которых тебе было бы достаточно только поманить пальцем. Единственное, что удерживает их сейчас на расстоянии, – это твоя молодость, да то, что не прошло еще и полугода после смерти твоих родителей. А твоего священника это вроде и не смущает. И второе: если бы он не охотился за деньгами, то давно бы уже женился, а не тянул до тридцати восьми лет. Грейс плакала:
– О, тетя Аджи, как вы можете?
– Могу и буду, – повторила женщина, – и вот что я тебе еще скажу, Грейс. Завтрашний день, день твоей свадьбы, станет самым печальным в твоей жизни. Говорю тебе, я знаю этот тип людей. Они – как огромная головка репы: привлекательные снаружи, но дряблые внутри. С этими красавцами всегда одно и то же, и ты когда-нибудь поймешь, что для счастья супружеской жизни нужно не просто симпатичное лицо на подушке рядом. Да, поймешь. А что будет с твоей музыкой? Ты думаешь, он позволит тебе продолжать заниматься?.. Вот увидишь.
И теперь, когда Грейс вглядывалась в это красивое лицо, она понимала, что тетя Аджи ошибалась, ужасно ошибалась, и ей было жалко эту женщину, потому что в течение многих лет они смотрели на нее, как на семейного оракула. Отец Грейс, бывало, говорил, что никто не может провести тетю Аджи – голова у нее работает, что надо. Сколько найдется женщин, которые, потеряв мужа, захотели бы или смогли продолжать его работу, к тому же такую непростую, как продажа и купля собственности? А Аджи смогла. Да, она была хитра и проницательна.
Когда Дональд встал с кровати, медленно убрав свою руку с ее руки, Грейс позабыла о тете – да и кто мог бы думать об этой деспотичной, пожилой, толстой женщине в тот момент, когда они шептали друг другу «О, дорогой, я так люблю тебя». Но где-то в глубине души Грейс поклялась заставить Аджи взять свои слова обратно. Да, да, я это сделаю, подумала она. Никто, ни один человек в мире не должен питать антипатию к Дональду… да никто и не смог бы.
