Но Лайла не замедлила прошипеть:
– О боже мой, он собирается сообщить адрес!
Эймос постоял, склонив набок голову, надеясь, что она ограничится этим замечанием и проявит достаточную силу характера, чтобы замолчать и удовлетвориться своей мимолетной победой. Его жена была исключительно красива, прекрасно сложена, без излишних округлостей, и выглядела, если это возможно, даже моложе, чем в тот вечер, шесть лет назад, когда он сделал предложение. Тогда, в ответ на его невнятное «понимаешь, какое дело, я люблю тебя», она молча растроганно кинулась в его объятия. Эймос, стоя теперь под тентом у входа в отель «Карлтон Тауэрс», размышлял, что же случилось с той, его Лайлой, куда она исчезла.
– Вы должны извинить моего мужа, – объяснила Лайла швейцару, – он давно не был в вашей стране.
Эймос пробормотал:
– Я просто пытался помочь…
– Не беспокойтесь. – Швейцар улыбнулся им по очереди – сначала Лайле, потом Эймосу и, наконец, маленькой Джессике.
– Какая у вас прекрасная кукла, мисс. – Он наклонился и погладил по голове тряпичную куклу, которую малышка стиснула свободной ручкой.
Отцепив другую руку от брюк отца, Джессика сделала куклой реверанс, потом застенчиво присела сама. И снова вцепилась в отцовскую штанину.
Швейцар, повторив ритуал улыбок, поднялся.
– Симпатичная маленькая леди у вас, – сказал он Эймосу.
Эймос кивнул, раздосадованный в душе. Она была действительно в своем роде привлекательным ребенком, посторонние обращали на нее внимание. Но ему до смерти хотелось, хотя бы один раз в жизни услышать, как эти люди, которые, разумеется, хотели сделать им приятное, хоть кто-нибудь из них назвал ее хорошенькой. Но как можно назвать хорошенькой девочку, которая как две капли воды похожа на Эдварда Джи Робинсона!
– Сколько ей? – спрашивал швейцар, открывая дверцу подъехавшего такси.
Снизу ответила сама Джессика:
– Четыре. Три мне уже было, – и юркнула в машину.
Эймос, пропустив вперед жену, последовал за ними, предварительно, не глядя, сунув мелочь в руку швейцара, который, в свою очередь, тоже не глядя, бросил монеты в карман, поблагодарил и, закрывая за ними дверцу, назвал шоферу адрес.
Когда машина отъехала, они разместились посвободнее на своих местах – Эймос и Лайла у окон, Джессика напротив родителей на откидном сиденье, сжимая в руках свою куклу. Немного погодя Эймос, осознав, что в машине удушающе жарко, открыл окно, опустив стекло до конца. Пекло началось уже с утра, стояла непривычная жара для Лондона. Какая именно, Эймос не знал, потому что, обратившись с этим вопросом к неизбежному немцу-администратору за стойкой в холле отеля, получил ответ в градусах по Цельсию. Сделав приблизительный перевод, получил цифру, близкую к девятистам.
