Да, проклятье Артемиды было не пустым словом!
– Но как же вышло, что при стольких прославленных претендентах, превосходивших отца и по возрасту, и по силе, клыки достались именно ему?
– Да просто все, не желая облагодетельствовать кого-нибудь из соперников, решили отдать этот трофей безвестному юноше. Воспротивился этому решению только…
Но кто именно воспротивился решению, Леонтий так и не узнал, ибо в этот самый момент в дом вошел Эваний. За ним на почтительном расстоянии следовала группа островитян. Критец с обиженным видом вышел на середину помещения. На его груди позвякивала цепь, украшенная клыками вепря.
– О Эваний, сын Косинида, о славный возничий колесниц, – сразу же заговорил Нестор, – тебе конечно же ведом царь Гавдоса и мой дражайший друг Неопул. Так вот, он исчез: трупа его не нашли на поле брани, и оружие его не досталось троянцам. Одни говорят, будто, отправившись в дозор к стенам Трои, он был сражен стрелой какого-то дарданца, другие клянутся, что он пал от руки грабителя, позарившегося на его доспехи. Сейчас здесь с нами юный Леонтий, единственный сын Неопула, и он утверждает, что видел на тебе цепь, принадлежащую его отцу. Впрочем, я и сам могу засвидетельствовать, что клыки вепря, красующиеся сейчас у тебя на груди, – те самые, что в день благополучной охоты на калидонского вепря мы единодушно решили отдать Неопулу Честному.
– О благородный Нестор, – отвечал Эваний, едва тот договорил, – я не столь искусен в хитроумии и недомолвках, как Одиссей, и хотел бы услышать от тебя прямое обвинение. Ибо если меня обвиняют в том, что я убил Неопула, чтобы заполучить его доспехи, то моим ответом может быть только удар меча.
– Ты слишком горячишься, о Эваний, из-за простого вопроса, – сказал Нестор, ничуть не смущаясь реакцией критца. – Лучше бы тебе приберечь свою ярость до схватки с троянцами. Пока же ответь мне на один вопрос: как попала к тебе цепь Неопула?
– Ты знаешь, о Нестор, что я мог бы тебе не отвечать, так очевидно оскорбление, нанесенное мне твоими словами, – гневно воскликнул Эваний, – но поскольку я уважаю твои седины, то отвечу так, как мог бы ответить отцу моего отца, призвав на подмогу все свое терпение и смирение: эту цепь я выменял на бронзовые поножи и изукрашенный щит у Двух Источников вблизи Трои. Там, в месте, где сливаются две реки, стирают прачки. Принесла ее мне женщина редкостной красоты – с длинными белокурыми волосами и вроде бы голубыми глазами. Я говорю «вроде бы», потому что цвет глаз у нее переменчивый – то зеленый, то небесно-голубой. А кожа такая белая и бархатистая, что готов поклясться: она родом с Аргинусских островов. И если сын Неопула хочет получить эту цепь в память об отце, пусть возместит мне, честно купившему ее, а не снявшему с покойника, расходы и вернет то, что я отдал чужеземке с переливчатыми глазами: изукрашенный щит и бронзовые поножи.
