Диомед же, не довольствуясь тем, что уже скрестил оружие с Афродитой и Аполлоном, решил схватиться с самим Аресом и, к своему великому удивлению, после нескольких выпадов ухитрился ранить его в пах. По словам Гомера, Арес от боли взревел так, как могли бы взреветь одновременно девять или десять тысяч воинов.[54]
Чем мне нравятся греческие боги, так это своей приземленностью. Они не только всесильны и всеведущи, как боги других религий, но еще и страдают, радуются, орут и сердятся, как участники общего собрания жильцов многоквартирного дома. В известном смысле боги классической мифологии мало чем отличаются от святых моего детства, к которым я обращался с молитвами, когда жил в Неаполе – хотя бы от того же св. Януария, однажды вдруг закапризничавшего в день, когда ему полагалось явить чудо, и потому наслушавшегося немало упреков от верующих; или от св. Антония, который всыпал розог св. Януарию только за то, что чудо он явил в другой, а не в назначенный день[55] – и тот, и другой, можно сказать, прямые потомки гомеровских богов – вспыльчивых, но отходчивых, яростных и в то же время человечных. Даже каноническое христианство с его Адом, Чистилищем и Раем в значительной мере унаследовало наивность и антропоморфизм греческих мифов. В Неаполе и по сей день главные святые подразделяются на категории в зависимости от их компетенции, и если нужно испросить у них помощи, то с молитвой обращаются к тому святому, который особо отличился именно в интересующей вас области: св. Лючия помогает страждущим болезнями глаз, св. Антоний исцеляет больных животных, св. Христофор покровительствует путешественникам, св. Паскуале скрепляет помолвки и так далее, вплоть до св. Кира, «ведающего» внутренними болезнями и вообще всякими недомоганиями.
Второй день битвы оказался для Леонтия более удачным, чем первый: он никого не убил, но и сам не был даже ранен, а главное – его не рвало при виде крови. И вечером, у костра, он рассказал по меньшей мере десять раз кряду, как ему удалось отразить нападение гиганта-троянца ростом не меньше метра и восьмидесяти сантиметров.[56]
– Я уже собрался прикончить его, просунул даже меч ему под щит, но пущенная кем-то стрела поразила его на мгновение раньше! Вот жалость! Еще секунда, и я убил бы своего первого троянца!
– Да, он вел себя молодцом, – подтвердил Гемонид, на чьей совести и была, между прочим, та самая таинственная стрела.
– Агамемнон объявил, – продолжал Леонтий, – что по соглашению с противником два дня и две ночи сражений не будет, надо предать земле погибших. Мы можем воспользоваться этим и сходить к оракулу Аполлона Фимбрского.
