— Я же говорю… Мысли были совсем о другом. Меня интересовало: приняла ли она для себя какое-то решение в тот момент. Неважно какое. Я действительно об этом совершенно не думал. Тогда.
— Послушайте… Я понимаю, что… Это ваша личная жизнь, и я не имею права…
— Ваши коллеги обычно так не говорят.
— Они просто спрашивают. Я тоже… ну, хочу просто спросить… Вы дурак, Игорь?
— Что? Я… Вы вспомнили фильм, да? Рязановского «Андерсена»? Там в конце Тихонов… он Бога играет… спрашивает вот так же у Андерсена…
— Я не видела этот фильм. Не люблю Тихонова — ни молодого не любила, ни старого. Я вас просто спросила: вы хоть поняли, что сделали в тот вечер?
— Наверно, понял. Потом. А что я, по-вашему, должен был сделать? Она мне сама сказала четким голосом: я, мол, приняла предложение выйти замуж. Точка.
— И вышла?
— В общем… да.
— Когда? Через месяц? Через год?
— Свадьба была через три с половиной месяца.
— А когда они развелись?
— Почему вы решили… То есть, они да, развелись. Это было незадолго до… того дня.
— Послушайте! Хотите знать? Ничего она в тот момент не решила. Никто ей в тот день предложения не делал. Никто ей не был нужен — кроме вас. А вы… Когда вы попадете в ад — в раю вам точно делать нечего, — Господь вам тоже скажет, как Тихонов, которого я не люблю, сказал Андерсену, которого я, честно говоря, не люблю тоже. Не знаю почему — все любят, а я нет. Неважно. Господь вам скажет: ты дурак, Журбин, потому что совершил смертный грех: не ответил на любовь женщины. Вот. А теперь можете меня прогнать. Скажу редактору, что нобелевский лауреат не пожелал дать интервью такому желтому журналу, как наш.
— Я ничего подобного не говорил.
— Неважно. Вы ведь не станете больше разговаривать?
— Я… Почему?.. Вы хотите сказать, что Зоя вышла замуж назло мне?
— Разве это не очевидно? Как вы там любите писать: из формулы два очевидно, что…
— Очевидно? Не знаю… У нас, наверно, разные представления об очевидности.
— Конечно. У вас мужское представление — глупое, потому что рациональное. Очевидно то, что соответствует логике и известным, проверенным, надежным фактам. И это, по-вашему, очевидное так часто потом оказывается неправильным… Вашему Евклиду казалось очевидным, что параллельные линии не могут пересекаться. Как же им пересечься, если они параллельные? И понадобилось… Сколько веков? Два тысячелетия? Пока… кто там… Лобачевский? Риман? Неважно. А сколько веков вам представлялось очевидным, что если две телеги движутся навстречу друг другу со скоростями… А, к черту! Вы меня поняли, надеюсь.
